* * *
Однажды, проходя мимо порта, она услышала испанскую речь. Мужчина в белом, похожий на гонца Дона, разгружал ящики с апельсинами. Эми замерла, плющ под платьем зачесался, будто просясь наружу. Она представила, как подойдёт, станет на колени, и…
* * *
— Ты сегодня не в себе — Луи поставил перед ней круассан. — Или вспоминаешь того, кто подарил ошейник?
Эми разломила выпечку, наблюдая, как падают крошки:
— Он не дарил. Он вбивал. Но я… Я сама попросила.
* * *
В душевой кафе, глядя в старое зеркало, Эми изучала свой плющ. Он тянулся от бедра к рёбрам, как дорога, нарисованная неведомым картографом. Раньше цвета менялись будто по приказу. Теперь они молчали, будто ждали её выбора.
— Ты могла бы их перекрыть, — предложил как-то Луи, принеся каталог тату-салонов. — Цветы, драконы, черепа…
— Нет, — она провела пальцем по зелёным листьям. — Это моя история. Даже если она меня душит.
* * *
— Сегодня кофе горчит, — сказала постоянная клиентка, морщась.
— Это новый сорт, — соврала Эми, пряча под шарфом царапины от титана.
В кафе, разливая кофе, она ловила себя на мысли: «А что, если Дон уже ищет? А что, если он простит, если я вернусь сама?»
По ночам ей снились тренировки у Доры:
— Ты дрожишь, — говорила тренер, проводя ногтем по её плющу. — Значит, ещё жива.
— Покажи, на что способен твой язык. Не для них. Для себя.
Эми просыпалась с губами, прижатыми к собственному запястью — инстинкт искал чужой пульс, чтобы успокоить.
* * *
Титановый обруч лежал на верстаке, разрезанный на две полумесяца. Луи вытер руки масляной тряпкой, кивнув на красную полосу на шее Эми:
— Заживёт. Но может быть шрам останется. Как память.
Она прикоснулась к коже — гладкой, но чужой, будто сняла вместе с ошейником часть себя.
Руки Эми непроизвольно тянулись к горлу, ища холод металла. Его отсутствие будило тревогу, как забытый кошмар.
Луи, заметив её дрожащие пальцы, подал ей ее шарф:
— Носи, пока не привыкнешь. Или выбрось — решай сама.
Шарф пах бензином и старой кожей. Он напоминал цепи, но Эми завязала его, как бандаж на ране.
— Теперь ты поможешь и дальше - сказала Эми - у меня под копчиком чип. Он не глубоко, я думаю. Его нужно удалить. В сумке все необходимое.
Тени в мастерской Луи вытягивались, цепляясь за подвесные лампы, будто боялись увидеть, что произойдёт. Эми стояла у верстака, её пальцы сжимали край металлической столешницы так, что белели костяшки. На столе среди инструментов лежали выложенные из сумки стерильные салфетки, хирургические иглы и скальпель.
— Ты уверена? — Луи надел латексные перчатки, слишком тесные для его широких ладоней. — Я не врач. Могу повредить что-то...
— Ты чинил мой ошейник. Чип — просто ещё один механизм. Она легла на живот, пряча лицо в сгибе локтя. Плющ на спине дрожал, переливаясь темными тонами — цветами страха, ставшего решением.
Антисептик пахнул, как холодная вселенная. Луи провёл ватным тампоном по коже у копчика, и Эми вздрогнула — не от боли, а от стыда. «Он видит меня не как кошечку, а как человека. Это неожиданно оказалось страшнее всего, что она пережила».
Надрез тонким лезвием — острая вспышка, за которой последовала волна тепла. Эми впилась зубами в рукав куртки, слыша, как Луи бормочет: «Глубже, чем я думал…»
Щипцы в его руках зацепили чип, крошечный кусочек кремния, обёрнутый в титан. Луи вытащил его, как выдёргивает саморез из проколотых шин. Кровь капнула на пол, нарисовав кляксу.
Луи сделал небольшой шов грубой капроновой нитью — Эми представила, что это Дора шьёт её кожу заново, чтобы та больше не рвалась.
— Готово — Луи откинулся на стул, вытирая лоб. — Теперь ты... свободна?
Слово «свобода» зависло в воздухе, как дым после сварки.
Эми встала, игнорируя жгучую боль. Её кольца в сосках дрогнули, поймав свет лампы.
Она взяла в руки титановые полумесяцы и подбросила их в воздух. Металл блеснул в лунном свете, упав к её ногам стрелками компаса. Одна указывала на порт, где ждал корабль в Колумбию. Другая — на дорогу вглубь города, где можно стать невидимкой.
Она подошла к Луи, который сидел на краю дивана, перебирая ключи от склада. Его руки, привыкшие выворачивать болты, теперь сжимались и разжимались в такт невидимой мелодии тревоги.
— Закрой глаза — сказала Эми, развязывая шёлковый шарф, тот самый, что скрывал следы ошейника. Ткань, пропахшая бензином и её потом, скользнула по его векам, завязавшись плотным узлом на затылке.
— Эй, а если я… — начал он, но её палец лег на его губы.
— Машины не спрашивают, когда их ремонтируют. Просто доверься — её голос прозвучал как скрип тормозных колодок — грубо, но знакомо.
Кончик языка коснулся его левой ладони, медленно выводя спираль от центра к запястью. Луи вздрогнул — его кожа, грубая от работы, всё ещё помнила, как когда-то обжигалась паяльником. Эми повторила узор, но теперь добавила лёгкое давление зубов на чувствительную точку у большого пальца. Он застонал, и она почувствовала, как его мышцы дрогнули, словно мотор, запускающийся после долгого простоя.
Она прижалась грудью к его спине, позволив холодным кольцам в сосках скользнуть вдоль позвоночника. Металл оставлял мокрые полосы на его футболке, а её дыхание, горячее и прерывистое, вырисовывало невидимые иероглифы между лопаток. Луи попытался повернуться, но её руки, сильные от тренировок, прижали его к дивану.
— Ты же чинишь машины, не отвлекаясь? — прошептала она, проводя языком по раковине его уха. — Тогда замри. Я проверю каждую деталь.
Её губы обошли шрам от ожога — тот самый, что он скрывал под воротником. Язык скользнул в яремную ямку, заставив его сглотнуть. «Здесь пульс. Здесь жизнь. Не бойся».
Кольца в сосках нарисовали круги на его напряжённых трапециях. Она чувствовала, как под кожей рвутся узлы стресса, будто размотанные гайки.
Эми опустилась ниже, её зубы осторожно зажали пояс ремня. Луи ахнул, когда металлическая пряжка со звоном упала на пол. Свобода начинается с мелочей.
Она перевернула его лицом вверх, шарф всё ещё крепко держал его глаза в темноте. Его дыхание смешалось с её — неровное, прерывистое. Эми провела языком по его грудине, останавливаясь у солнечного сплетения, где страх и желание сплетались в тугой узел.
— Ты… ты как ремонт двигателя, — выдохнул Луи, его пальцы впились в обивку дивана. — Сначала кажется, что всё сломано. Потом понимаешь — надо просто почистить контакты.
Она рассмеялась — низко, глухо, как никогда не смеялась при Доне. Её плющ на боку, обычно теперь молчавший, вспыхнул нежно-сиреневым — цвет, которого не было раньше.
Когда она развязала шарф, его глаза медленно привыкали к свету. Эми сидела напротив, полуголая, лишь набросив, но не застегнув блузку. На полу лежали инструменты, титановый ошейник и карта города, которую Луи когда-то нарисовал для неё на салфетке.
— Зачем ты это сделала? — спросил он, касаясь колец на её груди.
— Чтобы напомнить себе, что моё тело — не инструмент. Оно… мост — она взяла его руку, положив ладонь себе на плющ. — И я решила, куда он ведёт.
Эми больше не боялась стыда. Она поняла: чтобы перестать быть «кошечкой», нужно сначала научиться быть человеком. Даже если этому учат в мастерской, пахнущей маслом и бензином.
Глава: Крах империи (через месяц после пропажи Эми)
Осип стоял у окна своего офиса, сжимая в руке стакан виски так, будто хотел выжать из стекла ответы. После исчезновения Эми их рекламная империя трещала по швам: клиенты уходили к конкурентам, акционеры требовали встреч, а банки замораживали кредиты. Без её подписи сделки превращались в бумажный мусор.
— Она могла хотя бы позвонить! — он швырнул стакан в стену, и брызги янтарной жидкости застыли на портрете Эми, висевшем напротив. На фото она улыбалась, одетая в белый костюм, который теперь казался саваном.
Поиски Эми привели Осипа в дешевый клуб Мадрида, где богачи играли в «смену судеб». Там, среди девушек с лицами знаменитостей, он нашёл её — Лору. Та же стрижка каре, те же ямочки на щеках при улыбке. Даже голос, хотя и с акцентом, напоминал Эми, когда та была пьяна.
— Ты будешь ей. Подписи, публичные выступления, интервью, — Осип положил на стол пачку контрактов. — А я буду твоим щитом.
Лора, затягиваясь сигаретой, медленно кивнула:
— Два года. Потом я исчезаю, и вы меня не найдёте. И еще… я хочу дом в Барселоне.
Они ударили по рукам. Рукопожатие Лоры было слишком твёрдым — Эмиральд всегда касалась пальцами его ладони, словно проверяя температуру.
Лору поселили в пентхаусе Эми. Она примеряла её платья, учила подпись, смотрела видео с презентаций. Осип наблюдал, как двойник копирует манеры:
— Эми поправляла очки, когда нервничала. А ты кусаешь губу.
— Я могу кусать губы и поправлять очки — Лора ухмыльнулась, снимая платье Dior. — Хочешь проверить, что ещё я могу?
Осип отвернулся. Её нагота была вызовом — Эми никогда не использовала тело как оружие. Или использовала, но не против него.
