— Ты не уверена?
— Просто… я не знаю, хочу ли вообще этим заниматься. Вся эта модельная суета… оно нам нужно?
Я наклонилась вперёд, улыбаясь:
— Это не просто суета, а возможность. Подумай, это шаг к чему-то большему. Возможность попробовать себя, почувствовать этот мир, понять, нравится ли тебе он вообще.
Курай хмыкнула, но в глазах мелькнул интерес.
— То есть, ты хочешь, чтобы мы просто попробовали?
— А почему нет? Даже если не пройдём, это всё равно опыт.
Сестра посмотрела на меня, потом рассмеялась:
— Ты умеешь убеждать.
— Я просто знаю, что нам стоит попробовать, — я подмигнула ей.
Она улыбнулась в ответ, и я поняла, что её внутренние сомнения если не исчезли, то хотя бы поутихли.
— А что насчёт танцев? — сменила я тему. — Владислав Александрович вчера выглядел не очень довольным твоим отсутствием.
Курай закатила глаза.
— Он просто слишком переживает. Да и ты же знаешь, я всё равно всё отработаю.
— Думаешь, он поверит, что мы будем смотреться лучше в паре?
Сестра на секунду задумалась, потом кивнула:
— Думаю, да. Ты же видела, как у нас получается. Мы чувствуем друг друга, а это самое главное. Надо будет только убедить подругу, что это хорошая идея.
Я улыбнулась:
— Значит, уговорим.
Курай рассмеялась, откинувшись на спинку стула.
— Ты, Лисса, вечно всех уговариваешь!
— Потому что знаю, чего хочу, — пожала я плечами.
Мы продолжали завтракать, обсуждая планы на день, но разговор вновь вернулся к кастингу.
— Как думаешь, что надеть? — задумчиво спросила Курай.
— Что-то простое, но элегантное, — ответила я. — Что подчёркивает естественную красоту, но не перегружает образ.
Сестра кивнула, задумчиво крутя в руках чашку.
— А макияж?
— Минимальный. Лёгкие тени, тонкая подводка, немного румян и блеска.
— Согласна, естественность — это ключ.
Я посмотрела на неё, прищурилась:
— У нас есть шансы?
— Мы точно попадём в список прошедших. А выиграем или нет — зависит от того, насколько мы сможем показать себя.
Я улыбнулась:
— Ну что, тогда покажем?
Курай усмехнулась, её глаза загорелись азартом.
— Покажем.
Курай задумчиво вертела ложку в чашке, прикусывая губу, словно обдумывая что-то важное. Потом она вдруг подняла на меня взгляд и, чуть смущаясь, но с какой-то игривой ноткой в голосе, сказала:
— Лисса… а что если нам купить игрушку?
Я приподняла бровь, не сразу уловив смысл.
— Какую игрушку?
Курай чуть нервно усмехнулась, отвела взгляд, но потом решилась:
— Ну… что-то вроде того, что мы использовали вчера.

Только сейчас я поняла, о чём идёт речь. Перед глазами вспыхнуло воспоминание: её дрожащие пальцы, осторожно обхватывающие флакончик Camay, её учащённое дыхание, лёгкие судорожные вздохи, когда гладкий пластик медленно исчезал между её ног.
Я скользнула взглядом вниз. Курай чуть развела ноги, и на её губках поблёскивали крошечные капли влаги. То ли от возбуждения, то ли остатки воды после душа… Я почувствовала, как внутри что-то сжалось, и поняла, что у меня самой не лучше.
— Так тебе это понравилось? — тихо спросила я, наклоняясь ближе.
Курай сглотнула, её щёки тронула лёгкая краска.
— Это было… — она провела пальцем по краю чашки, словно собираясь с мыслями. — Это было невероятно.
Она глубоко вздохнула, её голос стал чуть ниже, интимнее.
— Когда он входил… я чувствовала, как моё лоно медленно обхватывает его, как кожа внутри словно тянется, прижимается, втягивает в себя. Это было так… насыщенно, так остро. Казалось, что каждая клеточка там внутри хочет запомнить это ощущение.
Я пристально смотрела на неё, ловя каждое слово, наблюдая за тем, как её тело реагирует на собственные воспоминания.
— А когда ты начинала двигать им… — она сжала ноги, будто вспоминая это заново, но тут же снова их раздвинула, неосознанно подаваясь вперёд. — Это было похоже на тёплую волну, на что-то горячее, разливающееся внутри.
Я невольно провела языком по губам.
— И ты хочешь повторить?
Курай посмотрела на меня долгим взглядом и медленно кивнула.
— Да, и не только на себе но и на тебе. Чтобы сегодня ночью ты сама в этом убедилась.
Я почувствовала, как по спине пробежала горячая дрожь.
— Я не против, — прошептала я, не отводя глаз.
Между нами повисла напряжённая тишина, наполненная чем-то неуловимым, но таким осязаемым, что казалось — стоит лишь протянуть руку…
Курай вдруг вздохнула и отвела взгляд.
— Но знаешь… вчера я всё же немного боялась.
Я нахмурилась.
— Боялась чего?
Она чуть смущённо поёжилась, но потом решилась:
— Что ты можешь… порвать мне там.
— Курай, я никогда не сделаю того, чего ты не хочешь.
Она посмотрела на меня, и в её глазах я увидела что-то похожее на благодарность.
— Знаю, — тихо прошептала она.
Я сжала её пальцы, а потом, чуть лукаво улыбнувшись, добавила:
— Но всё же… хорошая ли это идея? Нам ведь нет ещё восемнадцати. Кто продаст такую игрушку… «ребёнку»?
Курай фыркнула, запрокинула голову и рассмеялась.
— Тоже мне ребёнок! Да ты не ребёнок, а умелая развратница.
Я рассмеялась вместе с ней. Мы взглянули друг на друга — обнажённые, тёплые после душа, с капельками влаги на коже. Наши тела были живыми, естественными, и в этом не было ничего постыдного.
Смех плавно угас, но ощущение близости осталось — тёплое, обволакивающее, связывающее нас крепче, чем любые слова.
Покончив с яичницей, мы с Курай перешли на чай. Время уже подбиралось к восьми утра — оставался всего час до начала занятий. А до них ещё надо дойти, да и одеться прежде. Не пойдём же мы на учебу голые… хотя, судя по настроению, Курай бы, наверное, не отказалась.
Но мысли о ночи, об обсуждении, о тёплом скольжении её голоса по моей коже никак не хотели уходить. Да и слова Курай про игрушку. Я ведь и правда вчера неумелым движением лишить сестру девственности. Она конечно не стала бы долго обижаться, но это точно было бы неприятно. Хотя... Я сама не заметила, как тихо пробормотала на французском:
— Eh bien… il faut dire au revoir à cette membrane un jour. Mais certainement pas aujourd’hui! (Ну что ж… с этой мембраной когда-нибудь придётся попрощаться. Но точно не сегодня!)
Курай фыркнула, а потом прыснула от смеха. Я тоже не удержалась — лёгкий, тёплый смех наполнил пространство, словно пьянящий утренний воздух. Между нами было ощущение близости, необременённой тайнами, скованностью или ложной скромностью. Всё стало… проще.
Курай поймала мой взгляд и усмехнулась:
— Если бы кто-то нас сейчас увидел…
Я довольно улыбнулась:
— Они бы обзавидовались.
Курай покачала головой, поджав губы, но ничего не сказала, только её взгляд стал чуть более тёплым, чуть более… пронзительным.
Смех постепенно угас, и я, возвращаясь к более серьёзным темам, поставила чашку на стол.
— Ладно, а что насчёт учёбы? Пусть сейчас мы в десятом классе, и впереди еще два года, но нам все равно стоит определяться с институтами.
Курай потянулась, демонстративно выгибая спину, и вдруг с ленивой задумчивостью предложила:
— Может, Сорбонна?
Я удивлённо моргнула, но, немного подумав, кивнула:
— Pourquoi pas? (Почему нет?)
Мы снова рассмеялись, представляя себя в Париже: прогулки по мощёным улочкам, кофе на террасе с видом на Сену, разговоры на французском, которым мы бы очаровывали всех вокруг.
— Это было бы потрясающе, — сказала я, возвращаясь на русский. — Париж, культура, новые возможности…
Курай хищно улыбнулась:
— Новые знакомства, красивые парни…
Я прищурилась:
— Какие ещё парни?
Она опёрлась щекой на ладонь, хитро наблюдая за мной:
— А ты думаешь, в Париже мало красивых мужчин? Высокие, статные, брюнеты с карими глазами… Или может, тебе больше по вкусу блондины с голубыми?
Я фыркнула:
— Мне до них дела нет.
Курай не отставала:
— Ну-ну… А если он будет высоким, загорелым, с голосом, от которого внутри всё плавится? Может, француз, может, латино… может, даже… — она многозначительно прищурилась, поджав губы, — негр?
Я закатила глаза:
— Хватит, извращенка!
— Hah! Сама-то! — Курай прыснула, махнув рукой.
Я скептически хмыкнула, но всё же улыбнулась. Она прекрасно знала, что, несмотря на все эти разговоры, сейчас всё моё внимание было сосредоточено исключительно на ней.
Завтрак подошёл к концу. Мы убрали посуду и направились в комнату, чтобы одеться и подготовиться к новому дню. Хотя, если честно, единственное, о чём я сейчас думала — это о том, как скорее наступит ночь…
***
Зайдя в нашу комнату, я задумчиво остановилась у шкафа с нижним бельем. Вытащив тонкие шелковые трусики, больше похожие на стринги — купленные скорее по приколу, чем для повседневной носки (вид продавца, заворачивающего их, был незабываем) — я прикусила губу и хмыкнула: