Он подошёл ближе, и когда она пыталась нащупать землю, запутавшись в куртке, с силой пнул её по спине. Из Юлиной груди вырвался жалобный вздох, и, откатившись в сторону, она снова попыталась встать и побежать к машине, но очередной удар выбил землю из-под её ног, и она снова полетела куда-то в темноту, оцарапывая и без того израненное тело. Беспомощно лёжа ничком, она почувствовала, как грубая подошва сапога встала ей на бедро, потом на ягодицы, а после и между лопаток, вжав её в землю. Она хотела закричать, но не могла даже вдохнуть.
— Ходите тут, как у себя дома… — Дима расстёгивал плотные камуфляжные брюки. — Грязные, воняете…
Он пнул её снова, удар пришёлся куда-то под рёбра. Широко раскрыв рот, хватая воздух, Юля перевернулась на бок, свернувшись в клубок, но сильные руки Димы вернули её в исходное положение. Он навалился сзади, и его горячий член без особого труда нашёл её влажные дырочки. Мгновение поколебавшись, он вошёл сначала в разбитую мужчинами вагину, а затем протиснулся в растянутый анус.
Дима, наверное, был самым грубым из них всех. Там, на кухне, Юля отделывалась только ремнём, шлепками рук, а этот ни в чём себе не отказывал — неистово долбя её зад, изрыгая из себя оскорбления, он сжимал горло девушки, а свободной рукой, крепко сжатой в кулак, колотил её по рёбрам. Юля заливалась слезами, пытаясь хоть немного дышать, но хватка была железной, и через какое-то время она поняла, что теряет сознание.
Земля снизу будто кружилась, в лобок и живот впивалась своими ветками мелкая растительность, когда особо сильные толчки таза прижимали её к земле. Когда в глазах окончательно потемнело, она на некоторое время обмякла, и хватка ослабла. В ушах застучала кровь, возвращая её в сознание, и затем всё повторилось снова. На неё снова посыпались удары, а её хриплые вздохи тонули в сжатом горле.
В очередной раз Юля попыталась сбросить мужчину с себя, но, получив очередной удар, взвизгнула и будто сжалась в комок.
Кончая, Дима громко вскрикнул, сотрясаясь, вбивая сперму в Юлин зад звонкими шлепками, а затем расслабился, полностью накрыв девушку своим телом.
Отдышавшись, он поднялся, застёгивая штаны. Обойдя её по кругу, тронул её бедро носком сапога, сплюнул и пошёл обратно в сторону машины-монстра.
Юля сказала, что плохо помнила тот момент, когда вставала и возвращалась к грузовику. Потратив свои последние силы на то, чтобы забраться внутрь, она захлопнула дверь и легла прямо на пол, провалившись в беспамятство.
Когда я вошёл в кухню, то обнаружил там пару голых мужиков. Они собирались расходиться — собирали свою одежду, неспешно одеваясь. Один из них выключил музыку.
— Мужики, а где тут эта… — начал я.
— Блядина-то? — спросил один из них. — Её возили к нашему в лес, вроде как. Должна быть в машине, сюда не заходила.
— Понял. — Я оглядел помещение — вокруг царил полнейший бардак. Пол был покрыт мокрыми грязными пятнами. В середине особо крупного пятна лежала цепь с замком на ней. Не говоря больше ни слова, я выскочил наружу и бросился к машине.
Вернуться мне пришлось всё равно. Светало. Я переложил спящую жену на одно из сидений, поправив куртку, включил обогреватель внутри кузова. Вспомнив про оставленный рюкзак, я вернулся в спальник и ещё раз зашёл на кухню. Запах тут стоял чудовищный, но в нём угадывалось что-то знакомое — смазка, Юля… Мельком глянув на стол, я обнаружил на нём деньги. Видимо, это была плата за работу жены. Взяв их в руки, я пересчитал — чуть больше пятнадцати тысяч — и убрал их в карман брюк. Одним из условий была уборка, но, оглядев помещение напоследок, я просто выключил свет и вышел.
Юля проснулась где-то на середине пути до посёлка. Она испуганно подняла голову, улыбнулась и снова заснула. Когда стало светлее, я осторожно осматривал её тело. Синяки, ссадины, царапины. Вся её правая часть тела вообще превратилась в сплошной синяк… Я надеялся, что рёбра были целы. От неё пахло сексом и мочой. Странное сочетание, и я был бы рад не принюхиваться, но запах был довольно сильным. Её рыжие волосы слиплись в сплошной комок, и в них уже не было и грамма той красоты, что была, когда мы ехали сюда. Подоткнув куртку и накрыв её голые грязные ноги её же юбкой, я сел рядом.
Разбудить жену пришлось, когда мы уже въезжали в посёлок с первыми лучами солнца. С трудом поднявшись на ноги, она натянула юбку и свой плащ. Куртку мы оставили прямо там. Поскольку туфли были безвозвратно утеряны, Юля так и осталась в сапогах.
Насколько возможно, с ней всё было в порядке. После нескольких ванн, обработки имеющихся ран и почти суток сна она пришла в себя, поморщившись, попыталась сесть на кровати. Рукой я не позволил ей этого сделать, и она покорно осталась лежать. Я смотрел ей в глаза, но сказать мне было нечего. Слова не шли в голову, мысли водили сумасшедший хоровод.
Рассказывать о своих злоключениях она начала только через несколько дней, когда передвижения по дому перестали быть для неё настолько тяжёлыми, как в первое время. Сначала я просил её поберечь силы и ничего не говорить, но она просто начала это делать. Позже я и сам расспрашивал. Да, наверное, в её глазах я выглядел отвратительно, но она повиновалась, холодно и без эмоций сообщая мне все мельчайшие детали, мысли, чувства. Я будто сам побывал на её месте.
Секса у нас больше не было. Как и обещал, я берёг своё семя для самого заключительного момента. Пока она спала в грузовике, я дрочил над её истерзанным телом и излился на бёдра. Сперма крупными каплями и влажными шлепками падала на её кожу и, на мгновение задержавшись, сбегала вниз, скрываясь из поля моего зрения. Это был мой последний оргазм с ней. Опустошённый, я сидел рядом, глядя куда-то себе под ноги.
Жизнь постепенно возвращалась в своё русло. Я привёз сына домой. Тот сразу заметил какие-то перемены, хоть ничего и не понимал в силу возраста. Я продолжил ездить на работу.
Но Юля будто так и не смогла оттуда вернуться. Вечером, когда я забирался к ней под одеяло, она, спящая, всё время говорила: «Туфли, я оставила туфли».
Днём она, как сомнамбула, плавала по комнатам, словно на автопилоте выполняя свои повседневные дела, и надолго замирала у окон, глядя пустым взглядом куда-то вдаль. Я даже предложил ей посетить психолога, но она отказалась, так же как и снова обсуждать случившееся.
Я снова и снова спрашивал, о чём она думает, но она лишь мотала головой, и пока я молчал, чувствовал, что она не замечает моего присутствия, будто я и правда стал этим безмолвным наблюдателем, которым и хотел быть изначально, что выматывало меня морально и физически. Мои чувства стали напоминать зияющую, кровоточащую рану, что всё никак не могла успокоиться. Даже после периодов временного затишья, я пытался обнять Юлю, но она теперь всегда находила предлог, чтобы отстраниться, заставляя мою метафорическую рану открываться снова.
Через месяц, когда я вернулся из очередной командировки, я застал дом пустым. В комнатах висела звенящая тишина, Юли нигде не было, как и сына. Не было никаких записок или чего-то вроде того. На средней полке холодильника ютилась невостребованная кастрюля утреннего супа. Я пытался ей позвонить, но телефон был выключен. Её мать ответила, но сказала, что Юля с самого утра привезла сына к ней и, сославшись на срочные дела, уехала. Она отметила какой-то равнодушный вид своей дочери и немногословность. Я просил её не волноваться, но это мало помогло.
Я присел на нашу кровать в чём был, даже не разувшись, судорожно нажимая на кнопку повтора вызова, наивно полагая, что внезапно на той стороне телефон включится и я услышу её голос, но всё было тщетно. Мне было страшно предполагать, куда она могла отправиться и с какой целью, но определённые догадки у меня были, хоть мне и самому в них верить не хотелось. Оставив телефон на кровати, я поднялся и подошёл к шкафу, открыв средний ящик. Порывшись в карманах, я выудил связку ключей, и без особого труда нащупал нужный. Дверца сейфа с мягким звуком приоткрылась, и я сунул руку в темноту, чтобы нащупать знакомые очертания холодного металла. Когда-то, я покупал этот револьвер для самообороны. Сколько лет уже, он лежит в этом сейфе, думал я, аккуратно вставляя патроны в барабан, но когда требовалась самооборона, я и не думал им пользоваться. Но теперь... револьвер отправился в карман куртки, а я вышел из квартиры, оставив дверь открытой.
Теперь, я смогу всё исправить.
