Я не мог остановиться, вылизывая Сашку, ощущая языком каждый изгиб ее напряженного тельца. Перевернув ее на животик, я тщательно вылизал складочку между ягодиц, анус, позвоночник, откинув волосы, вылизал заднюю поверхность шеи. Это было чудовищно приятно. Я не мог оторваться от ее нежного, почти детского тела. Послюнив палец, я привычно ввел его в то сжимающееся, то расслабляющееся колечко ануса девочки и она тут же плотно сжала его ягодицами. Немного погодя, я ввел ей в попку второй палец и стал нежно массировать ее изнутри по кругу и поступательными движениями, немного раздвинув пальцы руки внутри ее тела. Слегка сжав губами ее клитор, я играл с ним языком и ритмично трахал ее в попку двумя сложенными вместе пальцами, ощущая, как она пытается стиснуть их внутренними мышцами. Саша хрипло дышала, крепко схватив пальцами меня за волосы, и ее круглый задок бился о мою руку. Спустя мгновение она задергалась, напряглась, замерла и с тихим выдохом кончила, и я почувствовал, как аритмично она продолжает сжимать мои пальцы внутри себя. Я устало опустился на спину рядом с ее худеньким тельцем и закрыл глаза. Я ее очень хотел, но так и не смог себе позволить. Пальцы моих рук и язык – вот все, что побывало в ее тесных и горячих дырочках. Она шепотом просила меня, угрожать пыталась, умоляла, проклинала свою старшую сестру, которой «как всегда достается все лучшее», даже всплакнула пару раз из-за того, что я будто бы «не хочу ее как женщину», но я оставался тверд во всех смыслах. Вовсе не потому, что мне с лихвой хватало ее сестры, а теперь вот еще и матери.
Просто считал неправильным для себя насладиться ее телом. Я мог и доставлял удовольствие ей. Мне очень нравилось, когда она кончала. Нравилось, как она закатывает глазки от оргазма, как и прикусывает нижнюю губу, сдерживая тихие стоны. Мне нравилось, что она привыкала к тому, что ее боготворят, услаждают и облизывают во всех смыслах. Я надеялся, что привыкнув к этому, в будущем она будет выбирать тех, кто ублажал бы ее, а не пользовался ей, справляя свою нужду. Глупости все это, конечно, но я так думал тогда.
Саша приникла ко мне, забравшись под мышку и тихо, по-птичьи целовал мою грудь. Какое-то время ее рука лежала на моей груди, потом перебралась ниже к распухшему моему члену и замерла там. Я задремал. А очнулся в тот момент, когда ее худенькое, невесомое тельце легко приподнялось надо мной и она, держа мой член обеими ладошками, направила его меж приоткрытыми, как створки раковины, губками ее влагалища.
Не смотря на мою отключку, Сашеньке удалось воодушевить утомленный член до фазового перехода в полное его отвердевание. Впрочем, в последнее время, эрекция стала совершенно независимой от мировоззрения всего остального организма. Выражаясь строгим научным языком, пенис обрел амбиции фаллоса и становился несгибаемым от любой ерунды, будь то неосторожное лукавое полусловечко, обещающий взгляд, мимолетное касание, кубический миллиграмм упоительного аромата, шорох снимаемого белья, игривая интонация – да что угодно. Открыв глаза, я увидел, как закусив губу, Саша сосредоточенно опускалась на стоявший член. Все-таки он был велик для нее. Головка медленно входила в нее, предельно растянув ее естество правильной окружностью. Она напряглась и закряхтела, медленно надевалась, с тихим стоном стараясь принять в себя все. Это продолжилось, наверное, пару минут – она несколько раз останавливалась, переводя дыхание, и с тихим подвывом она медленно опускалась по стволу члена, закусив губу и намереваясь принять в себя его весь. Она перевела дыхание и прошептала: «Какой он у тебя большой. А если не поместиться, а?» Я молчал, не в силах отвести взгляд от ее лобка и моего члена, почти скрывшегося внутри ее тела. Вдруг она резко и решительно наделась на него полностью. Я чудом успел перехватить ее крик и зажать ладонью рот, ощутив, как она тоже укусила меня – чувствовалось, что ей было уж очень больно. Я отнял ладонь от ее губ.
– Все... – отдышавшись, прошептала она и уселась на мои бедра. – Все… Какой же он у тебя здоровенный! Я уж думала, не поместится.
Член немного вышел из нее, заставив ее задрожать. Мелкая дрожь не прекращалась, пока я поднимал ее вверх и, когда надевал ее обратно, преодолевая сопротивление стенок детской вагины. Еще четыре раза я так же медленно снял и надел ее на себя. Она крупно дрожала, пока я медленно поднимал ее вверх и надевал обратно и скоро снова кончила, как только в последний раз коснулась губками моего паха. Когда спазмы утихли, я схватил ее за бедра и, не поднимая, медленно покачал на себе, чуть поворачивая вокруг члена. Задрожав, девочка кончила еще раз.
Но прекрашать Сашка и не думала. Немного переведя дух, она вновь заскользила по моему члену вверх и вниз. Несмотря на боль, бледная, с проступившими тенями под глазками, с катящимися по пламенеющим щекам слезами, она вновь начала медленно приподниматься вверх и опускаться вниз, все быстрее и быстрее гарцуя на моем члене, а ее сокровенная плоть горячо и туго охватывала ствол и головку члена, вызывая небывалое блаженство. Надеюсь, обоюдное. С закрытыми глазами, слезами на горящих щечках, приоткрытыми влажными губками, хрупкая наездница старательно скакала на мне, неумело пыталась стиснуть меня внутри, приподнимая свою попку так, что член почти выходил из нее и резко, до предела нанизывалась на него, так, что член всякий раз упирался в твердую шейку матки, вцепилась в меня коготками, невпопад подмахивая, все шире и шире раздвигая бедра. Как ей удавалось, как она терпела после дефлорации – загадка. Это же больно, наверное. Очень больно. Но молочно-белое чудо неистово билось о мои чресла и я, уже больше не владея собой, тоже вонзался нее, будто не она, а я был сверху. Я бешено насаживал тоненькое гибкое тельце на горячий член так, что Сашка тихонько попискивала, а ее голова и колени тряслись в такт моим движениям. Неизбежно скоро она кончила, сладко застонав девчачьим голоском, почти одновременно с ней оргазм опустошил и меня, выхлестнув в нее сперму так, что заполнил ее всю и, перемешанная с ее девственной кровью, она разлилась между ее лоном и моим животом и с мокрым хлопком я вышел из нее. Устало опустившись на мою грудь головой, она обняла меня дрожащими ручками, ее девчоночья грудка мягкими упругими шариками прижималась к моей груди. Я приподнял ее и стал целовать влажные от слез глазки и искусанные губы. Через мгновение она ответила моим губам и теснее прижалась ко мне всем тельцем.
– Что же ты наделала, девочка, м? – тихо спросил я.
– Что хотела, то и наделала, – прошептала она, не открывая глаз. – Теперь я тоже женщина.
Вдруг Сашка внезапно соскочила с кровати, подобрала свои трусики и тихо выскользнула из комнаты. Вернулась через минуту уже в ночнушке и влажным полотенцем в руках. Она заботливо вытерла мой живот от наших соков и, склонившись надо мной, решительно вдавила свои губы в мои, захватив их крепким поцелуем. Я схватил ее тонкую ручку, дернул на себя, подмял ее тельце под себя и грубо вошел в нее. Я трахал оторопевшую Сашку не останавливаясь. Она тихонько выла от боли, вцепившись в мои плечи. Сперма и кровь уже сочились из ее узенького влагалища, выдавливаемые входящим в него хуем, стекали по девичьим ягодичкам на простыню, а я все не мог насытиться ею. Наконец утомившись, я устало перевернулся на спину. Сашка, которую я просто вдавил в постель, даже не пошевелилась, хватая воздух ртом, пыталась восстановить учащенное дыхание. Потом повернулась ко мне, покрыла быстрыми, невесомыми поцелуями мое тело от щек и губ до члена и бедро до колена, утомленно поднялась с постели, оправила свою запачканную ночную рубашку, и исчезла из комнаты.
Я чертовски устал и закрыл глаза, надеясь подремать. Но буквально через минуту после исчезновения из моей постели Сашеньки, в комнату снова вошла ее мать, будить меня. Скинув халат, она легла рядом и прижалась ко мне ароматным, горячим телом. А я еле успел закрыть собой пятна, что остались после бесподобной битвы с Сашкиной невинностью. Утренний секс с Лидией затянулся по понятным причинам, но я смог кончить, успев вовремя вынуть и залить ей живот.
Так окончилась моя последняя бессонная ночь в этом доме и в этом городе.
Завтрак прошел в полном молчании. Я бы даже сказал – в скорбном. Быстро собрав портфель, я вышел в прихожую, где мы все четверо сдержанно простились, открыл дверь и вышел.
Соня догнала меня у самой остановки
– Сказала им, что мне в институт – переведя дыхание, сказала она. Мы помолчали.
– Жалко, что ты уезжаешь. Знаешь, я видела все, что ты делал с мамахен. Сама чуть не кончила. …Кто же теперь …?, – она не договорила. – А где ты живешь?
Я назвал город.
– Далеко.
Я подумал, что при ее красоте несложно будет найти толкового парня. Помоложе. И очень скоро.
Молча мы сели в троллейбус и молчали всю дорогу.
Она резко остановилась и схватила меня за рукав.
– Последний раз, а? Самый последний.
Я сомневался в своих силах и отрицательно покачал головой. Но в ее глазах было столько печали и отчаяния, что я передумал и, взяв ее под руку, повел к какому-то дому. Найдя открытый подъезд, мы поднялись на верхний этаж, и я обнял девушку.
Грубо содрав ее джинсы и трусики до колен, я снова и снова вонзался в девушку и ее хрипы перешли в дрожащий отчаянный плач, когда я особенно глубоко проталкивал в нее свой член, пересохшие губы ее судорожно обнажали зубы, серые глаза затуманились, она словно обезумела, впала в детство или беспамятство. Однако влагалище ее тесно сжимало член, особенно у корня.
Было утро, в подъезде хлопали двери – входили и выходили люди. Открылась дверь и на «нашем» этаже, но увидев, что мы остервенело сношались на площадке, нечаянные зрители спешно ретировались. Трахал я ее вдумчиво и долго, меняя ритм и извлекая из нее все новые и новые звуки, а она непроизвольно все дальше отставляла зад и шире раздвигала ноги, насколько ей позволяли мешающие джинсы. Я так и не смог кончить, а вот Соня – да. Мощно, полно и с такой силой, что чуть не упала на колени, если бы я не поддержал.
