Что-то грузно навалилось на меня сверху. Спросонья я даже не поняла, что происходит: голова просыпалась медленно, мысли путались. Знакомые ругательства вернули меня к реальности, и я, прикрыв глаза, замерла.
Изрыгая проклятия и смачно матерясь, он сдернул с моих ног одеяло. Его грубые руки сжимали мои бедра, пока не нащупали трусы, неаккуратно дернув их к коленям. Я старалась не подавать признаков жизни, пока он пристраивал свой вялый член к моей щели. Плюнув на пальцы, он промазал, чертыхнувшись, и грубо вогнал в меня сначала один, потом второй, насухую. Словно пытаясь доставить мне удовольствие, он несколько раз дернул ими. Удовлетворенно хмыкнув, он снова лег на меня. Мои ноги он неаккуратно развел в стороны, стянув трусы вовсе, пристраиваясь, и с кряхтением, наконец, вошел.
Что-то маленькое, вялое заскользило внутри. Будто он перебрал, выпив больше обычного, — мне хотелось посмотреть на часы, но я не стала открывать глаза. Знала, что в этот момент он смотрит прямо мне в лицо. Смрадный запах пота, перегара, тяжелое дыхание. Меня не тошнило — привыкла. Никак не привыкну смазывать себя лубрикантом, прежде чем ложиться в постель, — облегчить хотя бы первые минуты его вторжения. Всё остальное время переносилось уже не так тяжело, если бы не запах.
— Я знаю… ты не спишь… — шипел он, активнее двигая тазом, выбивая из моей груди короткие вздохи. Ничего он не знал, на самом деле. Не знаю, зачем он говорил мне это время от времени… Может, чтобы напугать, если бы я действительно не спала в этот момент. То есть, если бы я внезапно проснулась и поняла, что происходит. То есть, если бы впервые поняла, что происходит, и проснулась. Но нет, я никак не реагировала. Слушала скрипы своей старой кровати, влажное хлюпанье собственного влагалища. Контролировала дыхание, чтобы ненароком не выдать своего присутствия, хоть в этом уже и не было смысла — он был на финишной прямой. Меня это радовало — он уже успел здорово меня помять своим весом.
Задергавшись, он издал какой-то гортанный стон. Облокотившись на левую руку, правой он извлек из меня член и брызнул теплыми каплями на мой гладко выбритый лобок. Это была необходимая мера — так проще потом всё вытирать.
Покачиваясь и шумно вздыхая, он поднялся и побрел прочь из комнаты. В ванне зажегся свет, полилась вода. Я так и осталась лежать сломанной куклой в той же позе, с раскинутыми ногами. Только приоткрыла глаза, чтобы оценить масштаб очередного бедствия. Снова будут синяки — он изрядно потоптался своими коленями по моим ногам. Между ног немного тянуло, но к утру, обычно, это проходит. Сперма сбежала по животу, скапливаясь в пупке, стекая по бокам, оставляя влажные пятнышки на простыне.
Вряд ли он вернется, но я, обычно, выжидала до тех пор, пока он не ляжет в свою постель в соседней комнате — это легко понять по характерному скрипу пружин матраса. А там можно будет обтереть себя заранее припасенными салфетками.
Но в этот раз что-то пошло не по плану. Почему-то после ванны он вернулся в мою комнату. Тяжело дыша, он какое-то время стоял у кровати. Наклонившись, он пошарил рукой под одеялом, что-то вытащив. Наверное, это было мое нижнее белье. Звучно втянув воздух через трусы, он, очевидно, бросил их мне на живот и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.
Это слишком сильно выбивалось из привычного его распорядка, и я списала отличия на солидный перебор алкоголя. В соседней комнате заскрипел матрас.
Заученным легким движением я привстала, вытащив из-под кровати несколько бумажных полотенец, припасенных с вечера, и с некоторым облегчением вытерлась. Да, лучше было бы сходить в душ, но я не хотела рисковать, поэтому просто перевернулась на бок и постаралась заснуть.
Утром он вел себя как обычно — грохнул в мою дверь так, чтобы та отскочила и ударилась о стену. По его замыслу, в этот момент я должна была подскочить с испуганным видом, оглядываться по сторонам. Но какой уже раз подряд… это не может работать постоянно. Я просто подняла голову, встретившись с ним взглядом, и молча села на кровати. Голые ноги спустила на пол, прикрылась одеялом. Он стоял в дверях — что-то новое было в выражении его лица. Какая-то искорка, какое-то новое безумие блуждало где-то в глубине тяжелого взгляда.
Может, он рылся в моем телефоне? Нашел список вакансий, что я просматривала? Или квартир, которые я хотела бы снимать? Спустя какое-то время он ушел в туалет, почесывая сквозь бесформенные семейники зад.
Бродя по комнате, я собирала разбросанные вещи. Надела на себя старый растянутый свитер, плотные колготки и юбку до колен.
Собрав все необходимое в рюкзак, я собиралась пойти на кухню, поставив цель сделать себе кофе, прежде чем он выйдет из туалета и начнет разгуливать по дому в трусах. Не успела — перед моим лицом дверь распахнулась, и, оттолкнув меня в сторону, он направился в мою комнату. В нерешительности я замерла, с осторожностью оглянувшись.
Почесывая пузо и зевая, он беспорядочно открывал ящики моего стола, извлекая оттуда и бросая на пол случайные вещи: резинки для волос, тетради за прошедший год, альбом с моими детскими рисунками. Потоптавшись по всему этому босыми ногами, он подошел к шкафу с моей одеждой и проделал то же самое — выбросил на пол пару платьев с вешалками, встав на одно из них.
Несколько лифчиков, трусы, колготки — все оказалось на полу. Окончания представления я ждать не стала — быстро обувшись и накинув куртку, я юркнула в подъезд, осторожно прикрыв дверь. В такие моменты он редко замечал, что происходит вокруг, и, скорее всего, не заметил моего исчезновения.
Спустя несколько скучных занятий, на которых я только и делала, что зевала, без конца ерзая на стуле, я вышла из кабинета вместе с однокурсниками, но идти на следующую пару мне совершенно не хотелось. Может, пойти домой? Так там этот целыми днями ошивается…
Я встала у подоконника, поставив на него рюкзак. Сквозь грязное стекло я посмотрела на дымящие трубы завода вдалеке. Сегодня белый дым шел ровно вверх. Облепившие старое кирпичное здание колледжа голые деревья стояли неподвижно, протягивая свои безмолвные ветви мне навстречу. А я лишь безучастно смотрела на них с высоты четвертого этажа.
Вытащив из рюкзака наушники, я подключила их к телефону, обвив провод вокруг шеи. Хотелось включить музыку, выйти на улицу и пойти куда глаза глядят. Да, из этого города далеко не уйдешь, это понятно. Но такое желание посещало меня не впервые — почти всю прошлую неделю я прогуливала последние пары, бесцельно слоняясь по городу до посиневших от холода губ, только бы не видеть рожу отчима, которая того и гляди скривится в ухмылке.
Посмотрит на мои бледные пальцы, синюшное лицо, поняв, что не встречалась я ни с какими подругами. Просто убивала время, не желая возвращаться домой. А потом все повторится заново: таблетки, беспамятство, синяки, следы засохшей спермы, разодранное белье, ломота в теле, бессилие.
Я уже привыкла ложиться спать голодной — выбрасывала всю еду, что он покупал для меня, в мусорку, только бы не испытывать снова это ужасное, гнетущее чувство собственного бессилия. Эта тварь жрала свои жирные, воняющие на всю квартиру полуфабрикаты. Мне же он покупал какие-то салаты из магазина за углом, сдабривая их какой-то химией, что вырубала меня наглухо.
После смерти мамы он еще пытался изображать какую-то заботу, и я ему верила. Но когда наутро после похорон я едва смогла свести ноги и встать с кровати, борясь с дикой дрожью в конечностях и жуткой головной болью, я захотела сбежать. Куда угодно, с кем угодно. Но у меня не было ни денег, ни работы. С таким успехом я могла бы жить в какой-нибудь заброшенной землянке на окраине леса, питаясь травой и берестой. Стоит сказать, что даже такой вариант был бы для меня предпочтительнее.
Но, покорной тряпкой, я изо дня в день возвращалась на порог родного дома, что становился для меня тюрьмой. Ненавидела его, себя, но возвращалась, не желая замерзнуть насмерть в каком-нибудь из обшарпанных подъездов или быть ограбленной и выкинутой с автовокзала.
Вставив наушник в ухо, я прислушалась. Не успела включить музыку, как услышала какой-то призрачный, едва уловимый шепот, переходящий в тихие голоса. В конце коридора находилась подсобка с лестницей на чердак. Голоса доносились из-за нее. Стараясь избегать скрипучих досок, я подошла к двери чуть ближе, пристроившись к подоконнику и разглядывая свое отражение в мутном стекле.
Откуда-то из глубин стекла, на фоне дымящих труб и панельной пятиэтажки, на меня смотрела моя уставшая физиономия: темные круги вокруг больших, выразительных голубых глаз, аккуратные тонкие черты лица, как у мамы, и мамины черные волосы, что беспорядочно лежали на плечах и не имели свиданий с расческой уже продолжительное время. Потерев веснушки на переносице, я отвлеклась от самолюбования и продолжила прислушиваться.
— …если ты… оставил хоть что-то!
— Нам… пиздец, понимаешь?..
— Дак а чё я?..
— И где она?..
— …где и оставили!
— Три дня прошло! Ты — долбоёб, за три дня не мог… — Голоса становились всё громче, и, когда дверь приоткрылась, они стихли.
Демонстративно поправив наушник, я притопывала ногой, не сводя глаз со своего испуганного отражения. Оно послушно подчинялось любому моему движению, а в сером дневном свете кожа казалась совершенно белой.
— Трется тут какая-то… — пробормотал вышедший из подсобки парень. Остальные двое последовали за ним. Я невозмутимо пялилась в окно, дергая головой в такт несуществующей музыке.
— Чё думаешь, слышала? — шепнул второй. Они неторопливо удалялись вглубь коридора.
