Старая деревянная баня на краю деревни потрескивала от жара, пар поднимался густыми клубами, пропитывая воздух запахом берёзовых веников и сырого дерева. Витька, он же Виктор Пономарёв, сидел на верхнем полке, обмотанный полотенцем, которое еле держалось на его крепких бёдрах. Ему было двадцать пять — здоровый, широкоплечий, с коротким ёжиком русых волос и серыми глазами, в которых обычно сквозила лень, а сегодня — пьяный блеск от выпитого. Он родился и вырос в этой глуши, где жизнь текла по кругу: летом косил сено, зимой чинил технику, а по выходным пил с мужиками за сараем. Женщины в его судьбе были редкими гостями — то ли не везло, то ли он сам не хотел вязаться с местными, которые быстро округлялись после свадьбы и теряли всякий интерес к чему-то, кроме детей и огорода. Витька был не против одиночества, но иногда, после пары стопок, в нём просыпалось что-то тёмное, голодное.
Напротив, на нижней лавке, сидела Ленка — Елена Сидорова, соседка через два участка. Ей было двадцать три, и она была как искра в этой серой деревенской рутине — рыжая, с россыпью веснушек на щеках и крепким телом, которое не скрывала тонкая простыня, прилипшая к влажной коже. Её длинные волосы, цвета ржавого заката, липли к шее и плечам, а зелёные глаза блестели хитринкой и лёгкой тоской. Ленка переехала сюда из райцентра, когда мать вышла за местного лесника. Она быстро освоилась — доила коров, ругалась, как мужик, и могла выпить не меньше других. Но за этой грубой оболочкой пряталась мечта вырваться — уехать туда, где есть огни, шум и жизнь, а не только бесконечные поля да пьяные гулянки. Пока же она брала от деревни что могла, включая такие вот вечера в бане.