- Я давно хотела вам сказать спасибо, Георгий Валентинович за нашу девочку! – Провожала в прихожей молодого преподавателя фортепиано улыбающаяся мамочка. - В последнее время она не только по инструменту подтянулась так, что нас преподаватель в музыкальной школе стал хвалить, а это ему не свойственно, уж поверьте, так еще и на концерт поставил! И в обычной школе Соню будто подменили, почти на все пятерки четвертные вышла! Какой-то интерес к занятиям появился! Раньше ей всё гулять надо было, подружки, знакомые какие-то, а теперь больше дома. Сидит. Особенно за инструментом, может целыми часами разучивать что-то. Так что мы связываем исключительно с вашим благотворным влиянием! Как только она стала с вами заниматься, она стала заметно усидчивее и спокойнее. Поэтому и хотела выразить вам еще раз свою огромную благодарность! – Мамочка поймала в свои руки узкую и длинную ладонь молодого человека и потрясла её, попутно передавая деньги за прошедшее занятие.
Сама Соня высунула голову из своей комнаты и молча провожала репетитора замысловатым многозначным взглядом. Одна ножка ее была отставлена так, что голенькая коленка выглядывала из-за косяка в просвет коридора.
Молодой человек, одеваясь пялился на эту коленку, смущенно улыбался в ответ на слова матери. Он наклонился, надевая с помощью длинной обувной ложки свои кроссовки:
- Да ну что вы, не стоит! Ничего особенного я не делал! Она у вас и так – умница, старательная и усидчивая, у неё всё прекрасно получается! Мне и самому приятно заниматься с ней! - Добавил он чуть покраснев.
Соня при этих словах широко улыбнулась, но прикрыла счастливую улыбку тыльной стороной пальцев.
"На вид сам как мальчик, не скажешь, что заканчивает консерваторию. Тихий, интеллигентный воспитанный. Наверно, собственные родители ему не нарадуются. Какое замечательное воспитание!" - Думала мама Сони, закрывая за преподавателем дверь.
- Дочка, идём кушать, позвала она ребенка на кухню.
- Иду, мамулечка!
Дочь, вместо ершистой и нервной ставшую вдруг шелковой и спокойной и вправду было не узнать.
***
Молодой же человек выскочил из подъезда обливаясь холодным потом испытывая одновременно и жар внутри и холод в конечностях.
"Чуть не спалили! Всё! Нужно срочно прекращать! Кошмар! Ужас!! Чуть сердце не выпрыгнуло, когда мать у двери зашумела! На силу успели отскочить друг от друга и нормально сесть! Наверно вид у нас был в тот момент аховый! Всё! Нельзя так больше! Добром такое не кончится! Хватит! Удивительно еще как мать ничего не заметила! Как вообще до такого дошло?! Как могло такое случиться?!"
Руки его на ходу сжимали ремень наплечной сумки, стараясь нащупать точку опоры в этой трудной ситуации.
***
В молодой, но взрослой жизни Георгия всё шло свои чередом, размеренно и запланировано. С детства он подавал надежды, рассчитывал стать успешным исполнителем, даже остаться в консерватории преподавателем. Его родители, люди уже в годах, городская интеллигенция в четвертом поколении, никогда не гнались за благосостоянием. Для их важнее было "положение", "место", "имя", "репутация". Этим они дорожили сами и завещали своему ребенку. Сколько себя помнил, Георгий всегда был за инструментом, с шести лет выступал, и даже в одно время считался вундеркиндом.
Однако современная жизнь внесла в такое воспитание свои коррективы. Так как сами родители не имели возможности со своей пенсии поддерживать сына в дорогой и безжалостной современной городской жизни, ему самому пришлось искать подработки. Так в его жизни появилось репетиторство - легкий способ получить наличные в обмен на несколько часов мучений в обществе бесталанных детей, мучимых комплексами их родителей.
Основной контингент составляли школьники, которые всей душой ненавидели инструмент. Что хорошо было заметно по их выражению лица, как они смотрели на клавиши и ноты. С такой брезгливостью их ручки касались холодных клавиш божественного инструмента оскверняя его своим безразличием. Как вся их маленькая душонка рвалась обратно, к компьютеру, телефону, на улицу. Куда угодно, только не сидеть перед этими рядами неумолимых чуждых черно-белых клавиш!
Георгий хорошо их понимал. Не в плане ненависти к инструменту, а в том, что нельзя ничего достигнуть, не имея к этому желания. С такими детьми он проводил занятия расслабленно, спокойно, выстраивая совместное времяпрепровождение с воспитанниками в легкой, полушутливой манере. Час пролетал в его ненавязчивых попытках приобщения к новому. Потом репетитор получал свои деньги, а отрок – удовлетворённый взгляд родителей и обратно свои игрушки. Все были счастливы и довольны.
В Соне Георгий тоже увидел плохо скрываемое отвращение к "музыке". Щупленькая девочка, с длинными русыми и прямыми волосами доходившими до поразительно крутого выступающего зада, когда она села к инструменту и нахохлившись взглянула на него. Тонкие, почти детские ручки уныло покоились на прикрытых коротким платьицем коленках, теребя его край, потом со вздохом отчаяния поднимались, зависали над клавишами, безжизненно и нестройно давили на них и снова, под аккомпанемент беспрестанных тяжелых вздохов, возвращались в исходное положение. Девушка жалобно смотрела на Георгия будто вымаливая снисхождение: «может не надо? За что мне это наказание?!»
И так каждый раз. Георгий брал эти ручки, располагал на клавиатуре, и нота за нотой проходил с ученицей каждую пьесу. Тонкие холодные пальцы девочки подрагивали в его руке, и он старался нажимать на них очень аккуратно, почти нежно, боясь как-то нарушить их хрупкое устройство.
Соня кивала головой в такт нажатиям, старательно высовывала краешек языка и тяжело дышала, будто от тяжелой работы, закатив глаза в немом упрёке небу за мучения.
Так продолжалось уже второй месяц. Девушка будто специально провоцировала эту совместную игру с репетитором, намерено не готовилась и играла плохо, сбивалась, чтобы её руки оказались в ладонях преподавателя.
- Ну посмотри, Соня, посмотри на эти значки, ты видишь? Тут значит тихо, а тут - тишайше! Тут быстрее, одна восьмая, видишь! Давай еще раз! Легче! Тише!
Георгий придвинулся к воспитаннице и накрыл её ладони своими, расставив свои пальцы на костяшки девочки и надавив по очереди через них на клавиши, извлекая звуки:
- Вот так! Легко! Понимаешь?
Его лицо оказалось в какой-то момент вплотную к ученице, и та вдруг резко повернула к нему голову и ткнулась мягкими губками в щеку, прямо около рта, в неловком и детском поцелуе.
Он не сразу понял, что произошло. Его ошарашенная неподвижность сохранялась неприлично долго, так что смогло показаться, что он не против происходящего. Георгий опомнился и с ужасом отпрянул от воспитанницы.
Встал, отошел, молча раздумывая. Он не мог понять, что ему делать дальше.
Девушка, покорно ожидая приговора за свою шалость осталась сидеть на табурете, и только смотрела на него исподлобья выжидательно и опасливо. Молчание затягивалось, и Соня не выдержала первой и со свойственной этому возрасту бесхитростной манере спросила:
- Что-то не так? Вам не понравилось? Неужели вы не заметили раньше, как мне нравитесь? Я не знала больше, как вам это показать!
Георгий издал звук спускающего воздушного шара. Он не знал с чего начать ответ. Тут было столько разных «нельзя», что в них совершенно терялись какие-либо его или её желания! Он не понимал, как себя вести, в какую сторону смотреть и что говорить. Он слышал, как могут вести себя молоденькие девочки, пробуя свои чары на мужчинах, устанавливая и овладевая данными им от природы прелестями.
- Ну почему же! Конечно, ты мне нравишься. - Проблеял Георгий. "Ох, наверно не то говорю! Девочке, такое!" - Просто мы... ну... ты вон какая, а я уже взрослый дядька. Нам нельзя ничего подобного! Потом, я твой репетитор, учитель, тут существует дополнительный этический запрет! В общем, ты поставила меня в затруднительно положение. Очень трудное положение!
Соня будто услышала что-то хорошее в его неуверенно речи. Она улыбнулась, легко и радостно:
- Ничего подобного! Всё довольно просто, если я вам тоже нравлюсь! Мы оба – взрослые люди и можем делать, что захотим! У меня даже месячные есть, если вам интересно! Так что я уже не маленькая, если что! У нас девчонки почти все с парнями уже были!
- Ну вот, - Заблеял репетитор, - с парнями! И тебе надо найти. Парня. Своего возраста. - Уже увереннее затараторил Георгий, понимая, что пора заканчивать разговор и вернуться к инструменту - длительная пауза могла вызвать у матери девочки вопросы, а только этого ему и не хватало.
- Они мне не нравятся, парни. - Сморщила носик Соня, - Они все грубые и тупые. А вы такой умный, красивый, так хорошо играете!
- Э... красивый, ха! - Смутился Георгий, - давай всё же заниматься, если не хотим, чтобы мама к нам наведалась, и забудем эту историю, - добавил он, кивнув на дверь комнаты.
- Забывать я ничего не буду! Наоборот! Сядьте, за мной, как только что сидели! Хорошо?! Тогда сыграю! – Кокетливо потребовала девочка, разворачиваясь к инструменту.
"Хорошо. Сяду, ничего, путь играет только. Надо потерпеть, объяснить, успокоить." – Планы экстренной эвакуации уже роились у него в мыслях.
Ему следовало отказать от такой проблемной ученицы немедленно, выйти, хлопнуть дверью ничего не объясняя, но он не хотел скандала. Думал, что сможет позвонить после, сослаться на занятость и больше не появляться здесь. Откуда-то из памяти вынырнули истории с упавшими с высоких этажей школьницами в результате непонятой несчастной любви. Ему не хотелось, чтобы и в его жизни была такая история. «Что же делать?! Как поступить правильно?».
