В три часа ночи во всех домах небольшого городка свет уже был потушен. Кое-где еще мерцал забытый телевизор. Где-то горели уцелевшие лампочки в подъездах. Но в остальном на улицах установилась редкая и недолгая тишина. Желтый свет уличных фонарей освещал только Главную улицу. А чуть в сторону - стояла непроглядная темень. Дворы, унылые даже днём, сейчас испугали бы любого постороннего неясными, угрожающими силуэтами строений, деревьев и разломанными остовами детских площадок. Городок спал.
Только Зинаида Николаевна не могла сомкнуть глаз. Она лежала, разглядывая трещину на потолке, которая тянулась через всю комнату, витиевато следуя стыку между плитами перекрытий.
"Надо бы сделать ремонт", - думала женщина, глядя на потолок. "Надо. Или не надо? Кому надо?"
Ей хотелось плакать, и она не очень понимала почему. Причины, конечно, нашлись бы. Но любая из них по отдельности не заслуживала никакого внимания. Это были дела житейские, "текучка". И в силу природного жизнелюбия и незлобивости Зинаида Николаевна не придавала им большого значения. "На все воля Божья. Или какая-то там, но точно не её". Она знала и ощущала себя безвольным винтиком в машине судьбы и никогда не противилась этому.
Однако беспокойство копилось, усугублялось, становилось сильнее, и вот она лупит глаза в потолок и не может найти успокоения. Она завидовала мужу, Евгению, который мирно похрапывал рядышком. Родной, хороший человек. Они были с ним уже тридцать лет. Тридцать! Только подумать! И ей снова захотелось плакать, теперь от осознания своего возраста и ушедшей молодости.
Это была молодежная любовь. Все как в классике, с ухаживаниями, признаниями, первыми поцелуями и трепетными объятиями. Шаг за шагом она открывалась ему, а будущий муж нежно и осторожно разведывал её всю, принимал и брал в свои крепкие руки. Грех жаловаться, но за тридцать лет они стали образцовой семьёй, ячейкой. Обросли квартирой, дачей, автомобилем. Воспитали двоих детей, которых поставили на ноги и выпустили в большой мир.
Чего еще желать?! Но почему ей так неспокойно и тревожно?
Она догадывалась о причине. Всё изменил один случай, произошедший на днях. Зинаида поднималась домой, когда на лестнице её нагнал подвыпивший сосед сверху. Он поравнялся, как-то прижался к ней, положив руку на её выступающий массивный зад, обтянутый юбкой, прямо посередине, даже чуть запустив руку снизу, между ног, и громко и от всего сердца похвалил её корму в том смысле, что был бы "не прочь".
В двадцать лет Зинаида бы испугалась и дала стрекоча. В тридцать - съездила бы наглецу по морде. В сорок - устало оттолкнула бы и ответила тем же матом. Но в свои пятьдесят она только крутанулась высвободившись, и неожиданно смутилась сама, покраснела, остановившись и потупив взгляд, как корова, пропустив посмеивающегося соседа вперед. Почему она так поступила? Что с ней произошло? Почему, наряду с возмущением, в ней вдруг всколыхнулось такое сильное возбуждение, что она почувствовала как намокла? Над лобком засаднило, налилось тяжестью. Губы, клитор набухли и чувствительно тёрлись о бельё.
Как так случилось, что прикосновение так разожгло её чувства, и она оказалась не против, чтобы этот грубый мужчина исполнил свою угрозу и действительно, насильно затащил ей к себе, задрал бы подол, стащил колготки с трусами и взял её всю такую приличную и верную, хватая за расставленные ноги, мял зад и между булками, притягивал к себе, елозил небритым подбородком по груди, засасывая расплывшиеся соски, и ебал, ебал, ебал своим наверняка крепким и толстым членом до умопомрачения...
Сосед был знатным проходимцем. Она неоднократно слышала над головой характерные звуки и вскрики, даже несколько раз встречала довольных дамочек, спускавшихся из соседской квартиры. Были среди них женщины как и сильно помоложе, так и не слишком отличающиеся от Зинаиды Николаевны. "Надо же, какой охотник!" - Осуждающе думала женщина. "А эти-то, давашки, бегут к нему стремглав, будто мёдом намазано, ни стыда, ни совести! Никакого самолюбия!".
Зинаида кое-как добралась до дома, рухнула на диван и долго не могла успокоиться, ощущая в животе предательские вибрации и щекотание между ног.
"Это точно - климакс! Так бурно реагировать на приставания какого-то кобеля!" - Думала Зинаида. Она читала, что у женщин бывают такие заскоки, когда очередная гормональная перестройка выводит её тело из репродуктивного периода. "Сдурела баба, разврату захотела, непотребства! Они, поди, и в рот у него берут, позволяют всякое,"- что она даже опасалась представлять. Фантазии живописно рисовали скотские пошлейшие картинки, как именно сосед управляется с этими барышнями, и она украдкой даже представляла себя на их месте.
Её отношения с мужем были ровные и спокойные, как и весь брак. Еще в период ухаживаний и первых ласк, Зинаида открыла для себя волшебство клитора и с тех пор всегда получала удовольствие только таким образом. Муж непременно заботился о ней, после обычно короткого полового акта. И даже если их было несколько, особенно по молодости, чтобы "дойти", ей всегда в конце требовался умелый палец мужа на своём маленьком пупырышке.
Такой секс устраивал супругов, и неясные желания, которые бродили в разные периоды времени в её голове под влиянием разных внешних впечатлений, так и оставались призрачными мечтами. Этой ночью, лёжа в постели, не смыкая глаз, Зинаида Николаевна поняла, что снова возбуждена и взволнована, хочет "другой" не обычной домашней, плотской любви. Члена мощного, сильного, который бы задержался в ней надолго, долбил сильно и требовательно, так чтобы она тоже смогла насладиться этим чувством наполненности внутри, и не чувствовать себя покинутой едва настроившись на нужный лад.
Как-то муж смеха ради сказал ей, хотя был уверен в ней всегда, а она никогда не давала ему повода думать иначе, что был бы не прочь, если бы она изменила ему с другим мужчиной. Она устроила ему скандал тогда, с плачем и обвинениями. А он оправдывался, объясняя, что хотел бы только, чтобы она попробовала и сравнила, а потом поняла, какой он у неё замечательный и незаменимый. "Дурачок, я и так это знаю, мне не надо ничего сравнивать!"- тогда ответила ему Зинаида, утирая слёзы.
Но сейчас, в постели, она припомнила тот разговор и с мстительным энтузиазмом вдруг решила, что Евгений, видимо, сам по молодости "сравнивал" её с другими, если предложил ей заняться тем же. "Вот же сволочь!" - Решила обидеться женщина на мужа. И еще кое-что подумала, но не стала даже себе самой в этом признаваться. После чего успокоилась, а сон наконец завладел её телом.
***
Игорь Михайлович жил один по глубокому внутреннему убеждению. Хватило ему в жизни трёх браков и пятерых детей. Теперь половина его зарплаты уходила бывшим супругам, но он не жаловался, так как в замен получил спокойные вечера и свободный график. Также перед ним лежал целый город, полный охочих озверевших от одиночества женщин, которых некому было любить. Этой гуманитарной миссии он и посвящал свободное время.
Одна приметная особа жила прямо под ним. Ну то есть в квартире этажом ниже. Он давно заприметил её дородную покачивающуюся задницу, которой она выводила восьмерки при ходьбе. Она жила с мужем, но, глядя на неё сзади, Михалыч дал бы зуб, что секса ей не хватает. Иногда в ночи из её квартиры раздавался короткий женский вскрик, и Михалыч довольно хмыкал: "кончила, сердешная, ох, как бы ты у меня завопила!".
Приставать к замужней даме, к тому же соседке, было не в его принципах, и он исправно держал себя в руках, но однажды по хмельному делу дал слабину и чуток прижал её на площадке. Она не отмутызгала его, к удивлению, а смутилась, как девочка, покраснела. Сам бы он и забыл тот инцидент, но теперь, встречая его на улице или в подъезде, она сторонилась, тушевалась, отводила взгляд, сотрывисто и скупо здороваясь, чем невольно привлекала внимание к себе. И он стал мечтать о ней постоянно, как одержимый.
Сегодня он поднимался домой, а она спускалась по лестнице. Что-то щёлкнуло в его башке, и он решительно преградил ей дорогу.
- Ну что, и долго ты будешь от меня бегать?! - Заявил он решительно.
- Что, что вы?! Почему это от вас бегаю?! Иду по своим делам! - Залепетала Зинаида срывающимся голосом. Внутри у неё всё обмерло и задрожало от волнения. "Пристаёт!"
Михалыч стоял чуть ниже, поэтому протянул руки и обхватил женщину за бедра, притянув к себе, и продолжил говорить ей в декольте:
- Ты поняла, про что я! Когда ко мне зайдёшь?! Я уже не могу терпеть! - Басил он, торопливо целуя и царапая щетиной кожу её груди.
- Что вы делаете? Отпустите меня! - Уперлась руками в него возмущенная женщина. - У меня муж есть! Пустите сейчас же! "Держите подольше!".
Но Игорь Михайлович не сдавался, руки его поднялись повыше и теперь жадно мяли большой и упругий зад женщины:
- Ах, какая ты смачная! Ты не томи, приходи быстрее! Я тебя так хочу! Мы с тобой так покувыркаемся, будешь ворковать, как голубушка! - Продолжал он жарко наговаривать ей, прижимая к себе её стан, пока они боролись.
Наконец, женщине удалось высвободиться, она бросилась по лестнице вниз, выскочив на свежий воздух. Её трясло от негодования, от проявленного к ней настоящего насилия, в то время как в животе её сладко саднило нахлынувшее возбуждение. Тело безумно хотело вернуться в эти жёсткие, нетерпеливые руки, отдаться совершенно незнакомому наглому мужику, "дать ему".
Ей было лестно, что несмотря на возраст, она еще могла заинтересовать кого-то, кроме собственного мужа. Она шла по тротуару глубоко в своих мыслях и ощущениях и даже не могла вспомнить зачем вышла из дома. "Озабоченная тётка, смутилась как девочка! Куда тебе, старая?", - Сокрушалась она над своими волнениями.
***
Игорь Михайлович тоже "завёлся". Была в этой пышной и стыдливой бабе какая-то нетронутость и наивный, пугливый интерес. "Всю жизнь с мужем - первый и единственный мужчина. А жизнь проходит, ничего не видела и не пробовала". - Пытался залезть он к ней в голову. По всему выходило, что следовало ему еще надавить, а может и принудить необъезженную кобылку в первый раз, а там глядишь и легче пойдёт. Была бы она одинокой, вопроса бы вообще не возникло бы, но ссориться с её мужиком в планы Михалыча не входило. Не получалось у кота съесть рыбку без конфликта с рыбаком, как он не прикидывал.
