К своим шестидесяти пяти Дмитрий Олегович, высокий статный мужчина с курчавой, но седой шевелюрой, достиг многого. Крепкая семья, взрослая дочь, шедшая по его стопам в институте, профессорский чин и звание заслуженного деятеля науки. Его лаборатория была на острие отечественной науки, впрочем, безнадежно отставшей от мировой. Регулярно выходили не только его собственные публикации, но и работы сотрудников его лаборатории, где он стоял в авторах на почётном первом месте. Лекции, поездки, заседания Академии Наук - научная жизнь била ключом. Авторитет его в узких кругах специалистов был беспрекословным. Сотрудники заглядывали ему в рот ловя каждое слово. Печалило его только то, что сам он давно уже ни к одной никуда не заглядывал.
Оля была его аспиранткой. Она пришла к ним сразу после института. Молодая и отчаянно свежая. Дмитрий Олегович пытался строго собеседовать её при поступлении в аспирантуру, но любые её ответы, даже не впопад, вызывали у него только бурное умиление в том, что это прекрасное создание еще и умеет говорить, и он практические не слышал её ответы по существу. В тот день он был возбужден необыкновенно и подписал её заявление без всяких раздумий.
Его жена, Наиля Рашидовна, прошедшая с мужем верой и правдой всю неустроенность студенческих лет, тяготы распределения в регион, и тоже заработавшая за профессиональную жизнь собственную репутацию специалиста, конечно всегда оставалась для Дмитрия Олеговича единственной и неповторимой. Но такого удара ядрёной молодости по престарелым седым яичкам никто не смог бы выдержать. Не оправился от него и наш профессор. Он с восторгом и нетерпением безоговорочно ввел ванильного и нежного молодого специалиста с томными пронзительными глазами в лоно своей лаборатории. В кратчайшие сроки девочке был выделен отдельный кабинет, назначена научная тема из запасников креативного профессора, и девушка стала ежедневно привносить в темные коридоры лаборатории тонкий аромат цветочных духов и молодого горячего тела.
Профессор сам вызвался опекать её. Он бережно, будто стараясь не повредить ценный сосуд, водил её по комнатам, показывал растерянной и хрупкой девочке способы проведения опытов, сдвигая и перенося встречи и лекции. Под запись надиктовывал ей основные последовательности опытов и необходимые ингредиенты. С сексуальным возбуждением наблюдал за её неловкими первыми попытками сделать всё самой. Его взгляд помимо воли хозяина пожирал гладкие обводы рук, тонкую шею и забирался за ворот халатика, утыкаясь в сладкие персики выпирающих из лифчика грудок.
Дмитрий Олегович осоловелыми от похоти глазами разглядывал склонившуюся над микроскопом старательную девичью головку. Особенно почему-то его поражал и цеплял пробор молодых пепельных волос на голове. Не крашеных или седых, а натуральных, здоровых и дурманящее приятно пахнущих.
Дмитрий Олегович пытался взять себя в руки, но прямо с утра чуть ли не вприпрыжку бежал в её кабинет, и как заботливый петушок прыгал вокруг своей курочки, пока дела не вынуждали его с сожалением оставить благоухающую молодостью сладкую как конфета сотрудницу.
Чувствовала ли что-то сама виновница профессорского катарсиса? Ну конечно! Такое внимание не могло оставить её равнодушной. Более того, профессор её тоже интересовал. Она вообще питала тягу к мужчинам сильно постарше.
Скорее всего, это пошло у неё из детства, когда знакомый дедушка, в доме которого родители оставляли её под присмотром, так как не могли добиться места в детском саду, открыл для неё волшебные секреты её тела. Он садил её к себе на коленки, когда они смотрели мультики, и его рука сначала скромно и осторожно, а потом уже привычно и деловито забиралась под её юбочку и мяла её странно набухшие складочки. Другой рукой он гладил девочку по животику и попке. Она замирала, прислушиваясь к своим ощущениям и не могла сосредоточиться на экране телевизора. Дедушка же что-то нашёптывая и делал вид, что очень заинтересован происходящим на экране. Сначала он мял ей писю через трусики, а потом как-то пальцы проникли под край белья и его большой толстый палец стал уверенно надавливать на её голый персик. Между ног у девочки от этого становилось тепло и щекотно. Щекотка эта была не обычной, а очень и очень приятной. Оле хотелось еще сильнее раздвинуть ноги, чтобы дедушка гладил и мял там как можно дольше. После этих мультиков у неё ныл живот и хотелось писать. А ещё снова хотелось таких приятных мультиков. Дедушка просил не рассказывать бабушке, что он так делает. Она, конечно же, молчала - это был их самый сладкий секрет. Как-то раз дедушка гладил особенно долго и наслаждение так обострилось, что по всему телу прошла сладкая судорога. Оля непроизвольно содрогнулась и сжала ножки, а дедушка в тихом умилении начал хвалить её и целовать в голову. Он вытащил свою руку из под её юбки, обнюхал и с удовольствием облизал пальцы.
Смотреть мультики после того случая стало еще интереснее, и она даже специально горячо упрашивала дедушку пойти снова «посмотреть телевизор». Дедушка с опаской посматривал на свою бабушку и часто соглашался, но иногда говорил, что много мультиков вредно, когда боялся, что их увидят. Однажды бабушка их все-таки застукала. Потом она орала на дедушку за закрытой дверью, и больше его к ней не подпускали. Еще через несколько дней Олю вообще перестали приводить к этим людям - как сказали родители, бабушке стало тяжело с ней сидеть.
Она очень скучала по тем ощущениям. Пробовала делать так сама, но её пальцы были такими маленькими и тонкими, что не могли повторить это так, как делал тот дедушка.
Началась школа. После уроков она часто возвращалась домой мимо знакомого дома, надеясь, что ненароком увидит своего знакомого дедушку, и они снова будут «смотреть мультики». Но этого не случалось.
Бесцельно бродя по дворам, мечтая и ожидая чего-то, однажды она встретилась с другим дядечкой. Он тоже был довольно старым. И выгуливал своего такого же престарелого пса. Оля покружила рядом и сама подсела к нему познакомится. Дяденька стал расспрашивать Олю кто она и откуда, где её родители. Выяснив, что родители будут только вечером, он, воровато оглядевшись, спросил любит ли она игрушки и конфеты. Сказал, что у него дома много и того и другого. Но Олю интересовал телевизор и мультики. Дяденька утвердительно закивал: есть и то и другое. А потом изменившимся голосом предложил Оле зайти к нему в гости. Почему-то это предложение очень взволновало Олю, и она сразу же храбро согласилась. От сладостной надежды и предвкушения внизу живота у неё заныло, и набухло между ножек.
Дяденька наказал ей прийти к нему через десять минут после его ухода и подробно рассказал, как найти его квартиру. После чего быстро удалился, окликнув своего пса. Оля посидела немного и отправилась следом.
Дядя жил в соседнем от них подъезде. На первом этаже. То была неухоженная и прокуренная квартира. Пёс радостно завилял хвостом при виде гостьи. Дяденька хриплым от волнения голосом пригласил её в дом. Игрушек у него, кстати, не оказалось. Вместо этого он предложил ей сразу посмотреть телевизор. Оля кивнула и прошла за ним.
В комнате она села на продавленный и засаленный диван. Оглядела себя. На ней была белая блузка и тёмно-синяя юбка. На ногах - гольфы и сандалии. Дяденька присел рядом, прижавшись к ней ногой, быстро меняя каналы нашел мультики, совсем для малышей. Но для Оли это не имело значения. И они уставились на экран.
Оля ждала. Дяденька сопел. Долго ничего не происходило.
Она не выдержала. "Можно я сяду к вам на колени, мне так больше нравится смотреть телевизор," - попросила она. Дяденька чуть не поперхнулся, и конечно разрешил. Взяв её хрупкое тело на руки, он посадил девочку к себе на колени. Сев боком, она чуть раздвинула ноги и поправила юбочку. Дяденька засопел ещё больше. Оля подождала ещё, но опять дядя сидел без движения. Тогда она набралась храбрости, взяла его за руку и положила её на своё колено. Вот тут до дяденьки, наконец, дошло. Он стал слышать ещё громче, а его толстые как сардельки пальцы двинулись по её ножке туда, куда так хотела Оля.
Он гладил её иначе, чем дедушка, жестче и неумело. Но ощущение больших и сильных пальцев сыграло решающую роль, и вскоре она сладко прижала его руку к себе, вздохнула, задёргалась и спустила. Дяденька зарычал как зверь, ссадил её со своих коленей и выбежал из комнаты. Потом вернулся и присел перед ней на пол, с безумными глазами стал целовать её голые коленки. Он взбирался все выше и руки его взялись за резинку трусиков. Оля увидела, как её белье, мокрое в середине сползло с её ног. Дяденька потянул её за ноги на край дивана. Он стал снова целовать колени, забираясь ртом всё выше. Потом задрал юбку и добрался до самой писечки. Тут он стал языком водить по щелке, и Оля почувствовала необычно нежную и сладкую ласку. Она еще раздвинула ноги и согнула их в коленях, упираясь в диван, закрыла глаза. Дяденька всё лизал и причмокивал, кололся щетиной, и знакомая сладкая дрожь стала собираться у девочки между ножек. Она сжала коленки, ойкнула от сильных чувств и снова кончила, дернувшись всем телом.
Дяденька опять зарычал, а потом жарко зашептал: "погоди, ты не бойся, я тебе не сделаю больно!". "Закрой глаза крошка, закрой глазки, сладкая." - умолял он, копошась у себя в штанах.
Оля повиновалась и почувствовала, как что-то гладкое и большое уперлось ей в скользкие складки писечки и заскользило между ног. Это было намного мягче твёрдых пальцев, но тверже языка. Оля чуть приоткрыла один глаз. Дяденька весь покраснел, держал что-то одной рукой и водил этим по её промежности. Оля снова почувствовала приятные ощущения. Но движения дяди были медленными и неторопливыми, поэтому достигнуть нового пика от такого она не смогла. Зато дядя вдруг захрипел и резко убрал от неё то, чем водил. Потом задергал рукой и со стоном осел на пол, потрясенно разглядывая лежащую пред ним девочку с раздвинутыми ножами и лоснящейся от влаги гладкой детской промежностью.
