Мне позвонили около двух.
- Сергей Геннадьевич Кисин? - спросил меня молодой женский голос.
- Слушаю.
- Вы не волнуйтесь, пожалуйста. Это из приёмного покоя 3-й городской. Ваша дочь попала в аварию.
- Что? Как? Когда? - я хорошо что сидел, а то бы точно шлепнулся.
- Её машина сбила, у института.
- Всё, я понял, сейчас буду!
Я долетел до больницы минут за двадцать, удачно поймав такси. В приёмном покое мне посоветовали успокоиться, усадили на кушетку и велели ждать. На кушетку я, конечно же, не сел, а маячил у окна, глядя на улицу и поминутно оглядываясь на двери, ведущие в больницу. На улице неспешно прогуливались пижамные больные, около которых так же не спеша топ-тались их родные, а иногда дети проносились мимо, нарезая круги.
- Кто Кисин? - услышал я и обернулся.
- Я!
- Со мной пройдёмте, - сказала врач, лет сорока женщина. Моя ровесница, считай что.
- Что с Татьяной?
- Ей, в принципе, повезло, - сказала врач. - У неё только небольшое сотрясение и пе-реломы рук, но - не совсем простые.
- Что это значит?
- Мы ей совмещение костей сделали, но гипс такой пришлось наложить, что согнуть руки ей не удастся. Сама она руками двигать пока не сможет.
- Надолго это?
- Месяца два-три, как процесс заживления пойдет. Ещё неделю мы ее подержим, а по-том можно выписывать.
- А сейчас к ней можно?
- Сейчас не стоит, отдыхает. А завтра - пожалуйста.
На работу я, конечно же, не поехал. Дома сел и стал лихорадочно думать - что же Та-нюше собрать завтра? Вещи, наверное, какие-то надо, еды что ли: Была бы мать жива, она бы сообразила быстро, но:
Маму Танюшки я схоронил, когда девочке двенадцать было. Как-то так неожиданно простуда дала осложнение, потом тромб сосуда, инсульт: Уже восемь лет прошло, а на Таню посмотрю - и словно Марина здесь, со мной:
Ладно, хватит паники. Завтра разберёмся. Главное, она жива.
Зайдя в палату, я поискал Татьяну глазами - а, вот она, у окна. Кроме неё ещё две жен-щины преклонного возраста.
- Здравствуй, моя девочка, - я подошёл, положил пакет с фруктами на тумбочку и не-ловко приобнял её.
- Папка! - улыбнулась Таня. - Прости, пожалуйста, что так вышло. Я должна была посмотреть на дорогу:
- Тише, тише, молчи! - остановил я её. - Что было, то было. Тебе надо силы эконо-мить, на поправку идти.
- Да ладно! - засмеялась она. - Ты прямо как в кино говоришь! У меня же не обшир-ная контузия, а всего-то переломы.
- Всего-то, - проворчал я. - Заживать-то долгонько, мне врач сказал.
- Заживёт, - подмигнула Таня. - Ты что принес?
- Да так, фрукты тут, апельсины, бананы не стал, ты не любишь:
- Угу, - Таня заглянула в пакет, немного поморщилась, когда чуть двинула руками:
Недели через полторы, когда я снова пришел, в палату заглянул врач:
- Вы отец?
- Да.
- Пойдемте со мной.
В кабинете он показал мне рентгеновские снимки, в которых я мало что понял.
- В принципе, забирать её можно хоть сейчас, потому что заживление идет хорошо. Остаётся дело за уходом.
- Ну это мы сможем, - кивнул я.
- Да? - как-то странно посмотрел на меня врач и сказал: - Ну тогда завтра оформляем-ся на выписку.
Домой мы добрались на такси. Танюшка села на кровать в своей комнате и счастливо улыбнулась:
- Наконец-то дома!
А я тогда и не подозревал, что проблемы только начинаются.
Как выяснялось буквально на каждом шагу, Таня почти ничего не могла делать сама. Ну кормить-то я её кормил, умывал тоже. Хуже дело обстояло с первым одеванием. Держать ру-ками что-либо Таня не могла совершенно. Точнее, поначалу она не хотела этого признавать, но когда я услышал негромкий плач и постучался в её комнату, она сказала:
- Папка, я одеться не могу сама.
- Танюш, ну давай я помогу. Наденем что-нибудь простое, майку и штаны спортив-ные.
- А остальное?
Тут я невольно остановился. Про белье я как-то не сообразил. Дочке двадцать уже, это вам не за ручку в детский сад. Стесняется отца:
- Можно зайти? - спрашиваю. - Что-нибудь придумаем.
- Заходи, - всхлипнула.
Она сидела на своём диванчике в том, в чём и приехала из больницы - небольшая пи-жамка. Рядом с открытым шкафом. И всхлипывала, не поднимая головы.
- Тань, - я присел рядом, обнял её за плечи. - Ну а что делать-то? Надо одеваться. Мо-жет, подруг каких-то твоих позвать?
Она подняла на меня взгляд, сморгнула слезы и помотала головой.
- Неудобно. Да и нет у меня таких близких подруг, чтобы могли тут:
- А Игорь? - вспомнил я про её друга, с которым у них что-то вроде бы налаживалось.
Вопрос мой вызвал новый всхлип, перешедший в плач. Таня уткнулась мне в плечо.
- Мне девочки говорили: он как про меня узнал, так и не звонит, не зашел ни ра-зу: С какой-то видели:
- Ну не плачь, не плачь, - я поглаживал ее по спине, успокаивая. - Значит, не тот был человек.
Через какое-то время она успокоилась.
- Лучше ты, пап, - сказала она негромко. - Чем кто-то чужой. Жили же мы вдвоём, и никто нам не помогал:
- Что тебе дать?
Таня показала что достать, и на диван легли футболка, спортивные штаны и небольшие трусики, которые я достал с некоторой долей смущения. Таня тоже чувствовала себя неловко, но держалась.
- Поможешь снять пижаму? - она повернулась спиной и подняла руки вверх, насколько могла.
Я потянул рубашку вверх и довольно легко снял, немного повозившись с руками. Быст-ро поднял над её головой футболку, помог попасть в рукава.
- Половина дела сделана, - бодро сказал я, понимая, что сложное ещё впереди.
Попробовал аккуратно стянуть штаны, но Таня сказала:
- Тут спереди шнуровка:
Расслабив шнурок, я стянул их и невольно отвел глаза - под ними у Тани ничего не бы-ло.
- Я тебе постеснялась сказать, чтобы принес новые, - сказала Таня, поняв причину моего молчания. - А эти испачкались, пришлось выкинуть.
Я молча поднес трусики к её ногам, она осторожно ступила в них ногами и я потянул их вверх. Только когда пальцы остановились на талии, я понял, что всё. Со штанами было легче.
Таня повернулась ко мне, лицо её покраснело:
- Спасибо, папа.
Новая сложность поджидала вечером. Хоть и едят девчонки мало, но пить-то пьют. Танька мялась, а потом говорит:
- Пап, мне в туалет надо:
- Надо - значит надо, - говорю преувеличенно бодро. В туалете она смотрит на меня, я на неё. Потом я стягиваю до колен штаны и трусики и, поддерживая Танюшку, по-могаю ей сесть. Смотрю в пол, слыша журчание.
- Всё, пап:
Поднимаю её, хочу уже натянуть одежду обратно, но Таня останавливает:
- Пап: подожди. Мне надо вытереть: там. Туалетной бумагой промокнуть:
- Хорошо, - говорю. Отматываю бумаги, потом медленно завожу руку между Тани-ных ног, прижимаю несколько раз.
- Хватит?
- Да:
Одеваю её, она выходит. Потом прислоняется ко мне, носом в плечо уткнулась и гово-рит тихо:
- Прости меня, папка: Я тебе столько хлопот доставляю:
- Да ладно, дочка. Я же тебя люблю.
- Я тебя тоже, папка:
Постепенно все эти процедуры я стал делать всё более уверенно. Почти перестал сму-щаться, Танюшка тоже успокоилась. Иногда мы даже дурили на пару - я предлагал ей одеть ту или иную вещь, а она, если ей не нравилось, сначала отнекивалась, а потом бегала по дому от меня. Как-то раз это было из-за трусиков, и она бегала от меня, сверкая попой, а когда по-ворачивалась, то и передом. Я ещё в первые дни заметил, что Таня почти полностью выбрила себе лобок, оставив только узенькую полоску. А через две недели, когда помог Татьяне одеть-ся и шлёпнул её по попке, давая понять, что закончил, поймал себя на том, что у меня была эрекция. Хорошо хоть Таня уже ускакала из комнаты и не видела. Я задумался - почему это случилось? И, кажется, нашёл ответ.
Татьяна росла почти полной копией матери, ей сейчас было столько же, как Марине, ко-гда она рожала. И я невольно стал думать, что это Марина. Да, надо держать себя в руках:
Новая беда поджидала через три дня. Я ещё с утра заметил, что Таня себя как-то странно ведёт - хмурится, мнётся. Что-то не так, это даже не отец поймёт.
- Тань, что такое?
- Да ничего, - мотает головой, а сама взор потупила.
- Нет, ты уж говори. Я же вижу - ты какая-то не такая.
- Я не знаю: Не знаю: как сказать.
- Да в чём дело? Говори уже, мне не по себе становится!
- Пап: У меня месячные начались:
- Кхм: И что? Так ведь, вроде бы, и должно быть?
- Да, конечно. Но: надо: - Таня покраснела и замялась.
- Ты хочешь сказать: - до меня стало доходить. - Сама ты не можешь, да?
- Да, - кивает.
- Вот нашла проблему, - говорю я. - Одевать я тебя одеваю, что уж - тут не помогу, что ли? По телевизору всё просто выглядит - положил: кхм: прокладку и всё: Справлюсь, наверное.
- Пап: - Таня подняла на меня глаза. - Я тампонами пользуюсь:
