- Чего раскраснелась, красивая, аль не рада? А квартирка — то ничего себе, о, ты гляди, самокат тут у вас, мебель, картины. Небось и сейф есть, большой, ась? -
Подмигнул лукавый змей красавице. Потом остановился, обернулся к ней:
- Как живешь то, не обижают тебя тут? Не чую?
Чужая жена была в синем халатике, едва прикрывающим белые бедра, его верхние пуговицы была расстегнуты по домашнему, в его верхнем развале, как эскимо в подкрученном стаканчике, белели тугие полушария грудей. Красавица никак не ожидала такого внезапного налета, теперь она осознавала, что одета слишком игриво, рефлекторно хотела как — то прикрыться, запахнуться, но тяжелые слова этого наглеца зудом отдавались где — то в ее клиторе, и она почему - то не спешила застегиваться.
- Вспоминала обо мне, вспоминала? - Вперил в нее свой бесстыжий взгляд плотник, она устало прислонилась к стене и опустила веки.
А он подошел, схватил ее ручищей за шею, внимательно всмотрелся в ее пухлые губы, похабно и жадно засосал ее.
Он возил ее спиной по стене, она то ли обнимала его то ли отбивалась, чувствуя своими бедрами, как встает его член в штанах.
Они повалили стойку с зонтами, обувную полку, она пищала, норовя вырваться, она барабанила своими кулачками по его сутулой спине, бесцельно пинала ногами воздух, еще сильнее оголяя свои бедра, которые Хорек жадно ловил и оглаживал, этот паук - при всей его миниатюрности - был на удивление цепким с крепкими руками.
Она сама не поняла, как осталась почти голой, и вот тут налетчик ее отпустил.
Он ходил вокруг нее по просторной прихожей, она стояла в центре, и темное пятно расплывалось спереди по ее белоснежным трусикам.
- Ну, ладно, я пожалуй пойду. Проведал, пора и честь знать, - снова ухмыльнулся мужик и взялся за дверь.
- Да, идите, идите, - кричала дева и трясла своей белой гривой, она то ли плакала, то ли смеялась, они оба все еще задыхались от борьбы.
- Пойду, пойду, - сказал гость и пихнул дверь, собираясь выступить за порог.
- Подождите, куда же вы?! - Закричала Юлия, уже явно рыдая, она была противна себе самой, но ничего не могла с собой поделать.
- Да што ты, милая, што с тобой?! - Иронично вопрошал мужик. - Ой, - поймал он изнутри через карман свой вздыбленный член и пригнул его к бедру:
- Не гляди, тебе нельзя глядеть, пойду я.
- Прошу, останьтесь.
- Не слышу.
- Умоляю вас, останьтесь!
- Не, мне надо итить, у меня там в гостинице вещички остались, да и воду в ванной я, кажись, не перекрыл.
- Не уходите, не бросайте меня одну.
- Обоснуй. Ты што, соскучилась?
- Да.
- Это не конкретно как — то. А как ты соскучилась? Ты што - то хочешь?
- Да, да, да!
- Чего?
- Вас хочу!
- Как это?
- Ебаться я хочу, выебите меня, пожалуйста.
Она сняла трусики и ускользнула в комнату. Когда он заглянул туда, она стояла раком в кресле, оседлав верхом мягкий вал его подлокотника, одна ее нога коленом упиралась в сидушку, другая, вытянутая, стояла на полу. Ее сложенные одна на другую руки лежали сверху на спинке, она уперлась в них лбом.
Ее возбужденная вагина пунцовела над подлокотником, она ждала. Не в силах больше терпеть, мужик вышел из своих штанов, он приблизился к любовнице, легонько коснулся шершавыми пальцами ее спины, она вздрогнула, как будто он ее обжег. Со спины, ненасытно, как горячую булку, он по хозяйски наминал ее, хватал, тискал груди, бедра, рылся носом в душистых волнах ее волос. Он целовал ее в шею, между лопаток, она блаженно тянула шейку, подставляя ему свои губы и щечки, ей уже не было стыдно, хотя ее щеки пылали, и сердце колотилось, как бешеное, порой он касался залупой прямо ее губ, тогда она вздрагивала, и мурашки осыпали ее бедра, спину и груди.
А еще ее охватывал какой — то невероятный восторг, когда он переплетался с ней пальцами и сдавливал до хруста. В такие минуты она с какой то особой остротой понимала, что целиком в его власти, и он возьмет ее, не спрашивая — властно и жестко.
Она уже сама искала нижними губами его член, а он все дразнил и дразнил, едва наживляя ее.
И оба чувствовали, что их гениталии уже развернулись и раскрылись по максимуму, что общая смазка уже мажет плюшевый подлокотник, и эта полная готовность, дарованная им природой, это и есть то главное счастье, к которому стремятся многие, но не всем оно доступно.
И тогда он взял обеими руками ее за ее чудесные плечи и, разлепив головкой ее губы, разом засадил ей.
Оба поняли, что поступили опрометчиво, поскольку она все еще была тесной как девочка, и поначалу показалось, что в ней даже что — то треснуло, боль прошила их обоих до макушек, но едва они притерпелись друг к другу, как боль сменилась наслаждением, тяжелым но таким желанным и долгожданным.
Они оба осознали, что все время — и во время расставания, и во время свадьбы, и во время ее семейной жизни ожидали именно этого момента.
А потом он драл ее беспощадно, раком, схватив лапой за шею, как хорек курицу, так что летели перья, и она отдавалась с таким жаром, словно надеялась своим темпераментом перекрыть наслаждение и боль, что он ей приносил.
Она почти невероятно выгибала свою талию и поднимала попу так, чтобы он точно и как можно глубже входил в ее нору, и он входил так глубоко, что ей казалось, что сам пупок растягивается головкой его члена.
Кончала она уже на постели, сидя на нем, лицом к нему. Упершись руками в его грудь, то и дело сдувая свой ненавистный волос, она натужно работала задом, он все еще был для нее великоват, и вот эта почти невозможная плотность, которая не позволяла ей расскакаться во всю прыть, вот эта медленное и тягучее натягивание себя на него, когда нежный, розовый послед ее нижних губ, как слизняк, медленно тянулся за ней по члену, подробно обволакивая его каменный рельеф, именно оно пробуждало в ней какие — то силы, какие — то чувственные стихии, которые уже шли с горизонта, вставали стеной и закручивались вихрями, нарастая своей мощью, грозя подхватить, раскрутить и накрыть ее всю с головой и унести черти куда, в пучины, в ад, в погибель.
Молнии летали в небе, точно жаля ее в клитор, в соски, в мозг, и когда эта боль стала невыносимой, пришел все сметающий на своем пути оргазм.
И все что было в ней, в этой девочке — женщине, ее комплексы, страхи, чувства, надежды и желания, все внезапно вырвалось из нее и улетело куда то в небеса, она извивалась и ежилась на своем мужчине всем своим телом, потом нереально выгнулась, выпятив свой шишкастый позвоночник, подкатила глаза, задрожала, и рухнула на грудь мучителю, опустошенная до дна.
Ее оргазм был как прыжок голого в костер, когда мгновенно вырывается душа из тела, мир лопается воздушным шариком и летят, летят цветные лоскутки.
Он потом лежал и думал, это до какого же голода надо было довести девку, чтобы она еблась как в последний раз?
IV.
А дня три спустя Хорек приперся в ресторан. Развалился за столиком, раскрыл меню и назаказывал себе всякого тысяч на пять.
Рыжий официант с недоверием косился на него.
- Што пялишься, неси, - велел посетитель. - Я кореш хозяина твоего.
Роман сошел к посетителю еще до того, как принесли первые блюда.
Сел напротив:
- Мы же кажется уже обо всем договорились? - Спросил он своего старого знакомого.
- Не знаю. Бумаг мы не подписывали. Я вот што кумекаю, надо бы мне слепить фирмеху, буду снабжать рестораны фермерским продуктом, ась? Если вы с папаней вертитесь в бизнесе, знать дело это не хитрое, уж я то точно смогу, с моим - то умом. Ну, а ты подсобишь землячку. Как тебе такая идея?
- Глухой номер, этот рынок уже поделен, и играют на нем люди непростые, с крышами. Туда не подлезешь.
- А ты попробуй, мы же теперь с тобой воде как родные люди.
- С какой стати я должен вам помогать?
- Любишь Юльку, поможешь. А нет, так уведу как собачонку, мозги ей задурю, поматрошу и заброшу, и ничего ты не сделаешь.
- Хорошо, я подумаю.
- Подумай, и вот што, квартирка мне нужна и машинка, сам подумай, не в деревню же мне теперь возвращаться, когда у меня в городе такой богатый родственник.
- А у вас, что, права есть?
- Хех, да я шоферил, когда ты еще под стол пешком ходил.
Забегая вперед, скажем, что жилье и машину несчастный Ромэо любовнику своей жены купил.
А потом пошла череда необъяснимых, драматических событий, круто изменившая жизнь всех героев этого справедливого повествования.
В середине ноября квартиру наших молодоженов обнесли, это было просто какое — то виртуозное воровство, поскольку воры или вор, не взломали ни одного замка, но вынесли все драгоценное, как будто у них были ключи, но таковые имелись лишь у хозяев. И еще, грабители действовали точно и точечно, то есть, взяли именно то, что было действительно ценным — 110 тысяч долларов из сейфа, их достали, не взламывая броню, а естественно открыв замок, словно знали код, потом вымели все драгоценности, которая семья почти не прятала, но все равно лежали они в неприметном месте, и еще забрали коллекционный макет BMW, это с виду была простая игрушечная машинка, но цена у нее была «взрослая» - 10 тысяч зеленых.
Злоумышленники, правда, создали видимость слепого ограбления — разбросали вещи, завалили книжные полки, разворотили тумбочки, но все равно было понятно, что они знали, что брать и где брать.
Не успели молодые опомниться от этого налета — новая беда. Роман отравился, спасло то, что он быстро обратился к врачам, а не стал заниматься самолечением. Делом заинтересовались правоохранители, в содержимом желудка молодого бизнесмена был обнаружен крысиный яд.
Под подозрение попал весь персонал ресторана, и теперь следаки прорабатывали каждого сотрудника — изучали алиби, искали мотивы. Явные причины травить хозяина ни у кого не просматривались. Боссом он был вполне сносным, где — то даже щедрым, его не то что уважали, а можно даже сказать любили.
