Та в ответ лишь вытянула лицо и перестала на время жевать. А после короткой паузы все, кроме нас, почему-то засмеялись.
- Nous sommes là-a-a!.. – тоненьким голоском вдруг отозвалась одна из близняшек, имитируя совсем детские интонации.
- Oh, oui! Nous sommes les petites huîtres! – вторила ей сестра, подтверждая принадлежность обеих к упомянутой разновидности морских моллюсков.
Да, это было смешно. Родственники в самом деле за глаза так называли девочек из-за их фамилии – Oysters, что по-нидерландски означает «устрицы».
- Просто наш папа родом из Голландии. – участливо пояснила одна из них.
- Ага. И мы даже чуточку говорим по-голландски. – вмешалась вторая. – Это так прикольно, смешивать слова из разных языков!
- Ну, да. Это просто такой прикол… Хи-хи-хи…
Эти слова звучали как какое-то оправдание, и лично у меня сложилось стойкое ощущение, что они все нам чего-то недоговаривают. Rolland и Stephanie не вмешивались в разговор. Храня загадочное молчание, они таинственно переглядывались и жевали пиццу.
Мы тоже жевали. Правда, скоро от сухомятки стало не по себе и захотелось пить. Но, как я уже говорил, сладкого чаю у них не выпросишь. Да и несладкого тоже. Не держат они просто в доме такого. Хочешь пить – вот тебе стакан и кран над раковиной. Но запивать жирную калорийную еду сырой водой как-то неправильно. Так нас с детства учили.
Да никто и не запивал. Staphanie первой попросила у брата бутылочку пива. И он молча ей выдал. А вслед за ней и малявки потянули свои ручонки. Мы были уверены, что им-то уж точно пива не обломится! Но, к великому нашему удивлению, он и им тоже протянул по тёмной запотевшей бутылочке.
Сам я пиво пил только один раз в жизни, и то наше, «Жигулёвское». А, нет! Соврал – два раза. Прошлым летом мы с дедом ездили на дачу бурьян вдоль забора корчевать. В общем, он взял с собой большущий термос какого-то разливного. Стояла жара, и вода моя в обычной канистре быстра нагрелась.
Пока я давился невкусной тёплым пойлом с ароматом пластика, он смаковал прохладное пенное из алюминиевой кружки. В конце концов сжалился и угостил меня. Но взял слово, что я никому не скажу, и сам потом покупать себе пиво не буду.
Ох, и развезло же меня тогда! Помнится, мы с дедом анекдоты матерные стали друг другу травить и песни петь. Революционные. Он орал «Интернационал» на русском, ну а я на французском, так как русские его слова знал плохо.
Эти воспоминания и останавливали меня сейчас от того, чтобы попросить холодненького пивка. Алексей тоже стеснялся и косился на меня. Тогда Rolland, не дожидаясь нашей инициативы и ни слова не говоря, взял и протянул нам по пузатой бутылке.
- Нет-нет, спасибо! – поспешил отказаться я.
Однако мой друг внезапно принял подношение. Я на него вытаращился, а Stephanie забеспокоилась:
- Если вы не любите пиво, мы можем заказать для вас колу или лимонад…
Она дотронулась до руки брата, но тот не обращал на неё внимания и пристально смотрел на меня. В его взгляде безо всяких слов читался вопрос: «Ты чё, не мужик?!». Две мелкие устрицы перестали щебетать и тоже вытаращились на меня.
Одна из них, кажется, это была Roro, в тот же момент демонстративно и с явным удовольствием присосалась к своей бутылке, сделала большой глоток и со смачным чмоком отсосалась от стеклянного горлышка.
В общем, отвертеться не получилось. Надо признать, охлаждённое пиво весьма неплохо сочетается с горячей пиццей. Да и общение за столом теперь пошло на лад. Мы все болтали, шутили и непринуждённо общались.
А потом кто-то заговорил о том, что пора бы уже и поиграть. Мы с Лёхой подумали, что речь снова пойдёт о «Монополии» и, в принципе, не возражали.
Однако скоро выяснилось, что имеется в виду другая, совершенно новая для нас игра. И для того, чтобы в неё поиграть, нам придётся пойти в какой-то зал. Ну, что ж, новая – так новая! Советские комсомольцы разве когда-то отказывались осваивать что-то новое? Особенно, если речь не о целине…
Я даже не заметил, когда успела опустеть моя бутылка. Но попросить ещё одну постеснялся. Stephanie то и дело косилась на нас и шепталась о чём-то с братом. А парочка златовласых блондинок усердно жевала пиццу, запивая её пивком и весело хохоча о чём-то, ведомом только им.
- Et bon!.. – подал наконец голос Rolland, вставая из-за стола. – Dames, messieurs!.. Bienvenue vers notre Salle!
Что-то давно никто не называл нас «мсье», ха-ха. Его приглашение проследовать в тот самый зал прозвучало как-то чересчур помпезно. Он подхватил на ходу заметно полегчавшую упаковку с пивом и зашагал с ней в сторону лестницы. Вся женская половина нашей компании тут же послушно направилась вслед за ним.
Честно говоря, я бы не особо удивился тому, что подвал этого таунхауса будет оборудован под место для тренировок. Я даже представил, как увижу там множество спортивных снарядов, турники, шведскую стенку, маты на полу и всё такое прочее. Тогда я предположил, что нам предстоят спортивные соревнования, и даже с Лёхой успел поделиться этой мыслью.
Однако пока мы туда шли, меня не отпускало чувство, что нас ждёт подвох. Вот не думаю, что их всех так влекут прыжки в длину или забеги с эстафетной палочкой. Но уж слишком охотно как-то все три девчонки засеменили вслед за Rolland’ом, будто утиный выводок за селезнем.
Я бы сказал, он походил сейчас даже не на селезня, а скорее, на распушившего хвост павлина. Важный весь из себя такой! Идёт впереди, не оборачивается. Сразу за ним спускалась Stephanie, потом Roro и Lili. Ну, а мы с Лёшкой шли последними, любуясь тем, как из-под их коротеньких юбок упрямо выглядывают обтянутые белыми трусиками две красивые попки.
Миновав всего один, но длинный лестничный пролёт, мы оказались перед железной дверью. Тишина тут стояла какая-то гулкая. Казалось, от неё даже уши закладывает. И пока Rolland отпирал дверь, громыхая большим ключом по стальному полотну, никто не проронил ни слова. Только сёстры-близняшки о чём-то тихо шептались, косясь на нас с приятелем.
Когда дверь распахнулась, внутри зажёгся тусклый свет, и почти сразу заиграла тихая музыка. Помещение было огромным, и с порога не сразу можно было понять его истинные размеры.
Низкие потолки, начерно оштукатуренные стены и три колонны, поддерживающие фундамент. Часть свободного пространства в самом деле оказалась занята тренажёрами, штангами и всевозможными гантелями. А в самом дальнем углу я рассмотрел подобие барной стойки, Г-образный диван и длинный приземистый столик с нависшей над ним огромной тряпичной люстрой.
Эта зона отдыха была залита малиновым светом от свисающего с потолка да проводе большого, но неяркого светильника и странным образом манила к себе. Кстати, и звуки музыки тоже доносились именно оттуда.
Не то, что бы я так уж любил всякие посиделки, но в данным момент предпочёл бы провести время именно так, в интересной компании, а не играя в салочки. Но кто я тут такой, чтобы диктовать условия. Эх…
Rolland, впрочем, не спешил приглашать нас внутрь. Вместо этого он встал на пороге, преградив всем путь, и требовательно сказал:
- Votres offrandes, s'il vous plaît!
- Чего-чего он хочет? – не понял я, шипя Лёхе на ухо.
- Да откуда я знаю! «Офранды» ещё какие-то… Мой разговорник наверху остался.
Наше замешательство заметила одна из блондинок и тут же «перевела»:
- Les donnations. – коротко выпалила она, обернувшись лишь на мгновение, и вновь отвела взгляд.
Теперь до нас дошло, что речь идёт о каких-то не то подношениях, не то пожертвованиях. Мы переглянулись, пожали плечами и стали ждать.
Секунд пятнадцать Stephanie молча смотрела брату в глаза, а потом вдруг отчаянно выкрикнула:
- Non!!!
- Oui. – спокойно ответил тот и выставил перед собой ладонь, будто ожидая подаяния.
Тогда его сестра, злобно фыркнув, подобрала подол и принялась стягивать с себя трусы. Да я глазам своим не поверил!!! Но она это сделала! А потом, одёрнув платье, нервно вложила ему в руку сиреневый кружевной комок. У меня от одной этой сцены сразу начал вставать.
Затем черёд дошёл до близняшек. Как ни странно, они ломаться не стали. Только по очереди оглянулись в нашу с Лёшкой сторону и одна за другой оголили под юбочками свои маленькие попки.
От такого, понятное дело, и меня, и моего друга, вовсе прошиб столбняк. Мы реально остолбенели. А члены наши – в особенности. Я сам видел, как на Лёшке оттопырились брюки.
Rolland, сунув в карман пиджака последние девичьи трусики, очень галантно пригласил дам войти. Зато перед нами возник неприступной стеной и уставился суровым взглядом сверху-вниз.
Конечно, потусоваться в полутёмном зале в обществе аж сразу трёх беструсых девчонок – перспектива весьма и весьма заманчивая. Едва ли в ближайшее время в Союзе нам такая представится. Но блин!!! Всё же оголяться перед этим верзилой за это лично я не собирался. Да и Лёха тоже, естественно.
Мы уже было собрались разочароваться, развернуться и уйти наверх, как говорится, «несолоно хлебавши». Как вдруг местный надзиратель изменился в лице и весело захохотал. Хлопнув нас по плечам, он объяснил, что на мужчин это правило не распространяется, и мы можем войти просто так. Типа, бесплатно.
Всё ещё не веря своему счастью, мы прошли внутрь, а Rolland остался запирать дверь изнутри. Вероятно, на всякий случай. Этот факт нас одновременно насторожил и порадовал. Ведь дамы тоже это видели, но ни капельки не напряглись. Видать, не впервой у них тут такие тусовки.
Stephanie устроилась на высоком стуле возле барной стойки, а Rolland занял место бармена. Первым делом он нажал на двухкассетнике Sharp пару кнопок, и зазвучала ритмичная электронная музыка. Он убавил громкость и вывел басы на максимум. Звук от этого стал объёмным, но ненавязчивым, располагающим к близкому общению.
